Присяга - [8]

Но вернемся к событиям сорок четвертого года. Приговор нацистскому государству, этому выкидышу мирового империализма, был вынесен. В обстановке неотвратимо надвигавшегося краха в ход пошло все, что, по мнению заправил рейха, могло отдалить час расплаты. С фашистским фанатизмом в жизнь проводился один принцип — тотальный. Тотальная война, тотальный шпионаж, тотальная мобилизация. Только в такой обстановке Гелен, видимо, смог получить санкцию на подрывную операцию, которая не только не учитывала в корне изменившиеся условия, но и была абсолютно порочна в своей основе. Так и кажется, что начальник отдела «Иностранные армии Востока» воспылал желанием взять реванш. И не просто скрестить снова оружие с чекистами на незримом фронте, а провернуть такую ошеломляющую, из ряда вон выходящую авантюру, чтобы разом забылись все его прежние промахи и провалы.

И с лесных делянок Львовщины срочно вызывается в Берлин Алихан Агаев.

Запаршивевших на худых пайках диверсантов опять подкармливают в Луккенвальде, заставляя освежить в памяти все то, чему учили в агентурной школе «Ориона». Теперь их уже 50 человек, и перед строем легионеров немецкий полковник вручает Агаеву знамя. На зеленом фоне вытканы исламский полумесяц, стрела, наложенная на тетиву лука, и надпись арабской вязью: «Алаш». Произведенный в обер-лейтенанты Агаев объясняет своим подручным, что этим старым символом казахских буржуазных националистов отныне будет называться их особый диверсионно-террористический отряд.

Учеба длится почти восемь месяцев. Потом «Алаш» для практики отправляют в Северную Италию, где ему крепко всыпали партизаны. В апреле сорок четвертого года 15 головорезов, тех, кого еще раньше готовили для засылки в советский тыл, везут в город Кранц близ Кёнигсберга. Здесь их переодевают в форму военнослужащих Красной Армии, снабжают оружием, взрывчаткой, фиктивными документами и перебрасывают в Бухарест. По пути они делают остановку на своей постоянной базе в Луккенвальде. Хозяева устраивают для диверсантов прощальный банкет. На нем присутствуют зондерфюрер Граве, обер-лейтенант Гамке и какие-то важные представители из Берлина в штатском. Агаев, стоя с бокалом вина, произносит речь:

— Дело, порученное верховным германским командованием, мы выполним с честью. Я знатный адаевец и сумею поднять весь свой род адай на борьбу с Советами.

В этих хвастливых словах главаря банды, как ни странно, и заключалась главная и единственная цель, с которой весной 1944 года отправили отряд «Алаш» в глубинные районы Советского Союза. Пойманные диверсанты в один голос на следствии заявили, что им не указывали конкретных объектов диверсий. Они должны были под руководством Агаева, ориентируясь на остатки притаившихся байских элементов, поднять в Казахстане широкое антисоветское восстание и затем... соединиться с немецко-фашистской армией.

В одной из листовок, предназначенной для распространения в аулах, говорилось: «Друзья! Германская армия спешит к вам на помощь, она продвигается вперед, заняла важные промышленно-хозяйственные пункты СССР...» На кого была рассчитана эта ложь — неизвестно. Во всяком случае, в 1944 году гитлеровские вояки если и продвигались, то в прямо противоположном от востока направлении.

В ослепленном ненавистью мозгу Агаева, возможно, витали безумные видения, и он действительно верил, что достаточно ему появиться в казахской степи вместе со своими «есаулами», как толпы джигитов сбегутся под зеленое алашское знамя. Непонятно другое: как могли поверить в эту безусловно бредовую идею его хозяева? А ведь поверили! Недаром так щедро, сверх всякой меры они вооружили агаевскую банду. На 15 человек приходилось 36 единиц оружия, от пистолетов до пулеметов с запасными стволами, десятки коробок кристаллического и эластичного тола, четыре электровзрывательных устройства, 140 зажигательных шашек, три рации — одна дальнего и две ближнего радиуса действия, более 700 тысяч рублей советских денег, сумка с ампулами различных ядов, около трех тысяч листовок и даже походная типография с печатным станком, шрифтами, запасом бумаги, краски и готовыми клише антисоветских карикатур.

Приехав в Бухарест, диверсанты поселились в двухэтажном особняке, что стоял за живой изгородью акаций в полукилометре от военного аэродрома. Над входной дверью поблескивала белая эмалированная пластинка: «Вилла Габбель». Агаев распорядился, чтобы никто не смел отлучаться с виллы, а сам целыми днями пропадал на аэродроме. Как-то, под вечер вместе с ним на виллу пришли трое неизвестных в немецкой армейской форме без погон. Они внимательно, словно запоминая, вглядывались в лица агаевцев. Один из пришедших, полный рыжеватый казах, насмешливо бросил:

— Эй, земляки! Чего носы повесили?

Настроение у них и вправду было неважное. Они понимали, что теперь-то наверняка предстоит отправка в советский тыл, и трусили изрядно, заглушая страх шнапсом.

Сидя за ужином, Муса Сулейменов вдруг саданул кулаком по столу:

— Все одно пропадать! Лучше уж явиться сразу к властям. Может быть, простят.

Его испуганно толкнули в бок: замолчи! Агаев услышит. Но Муса с пьяной удалью кричал: