Пришвин, или Гений жизни - [2]

Оба они принадлежали к одному поколению, были земляками и прожили долгие, хронологически совпадающие жизни; в судьбах этих писателей есть некое странное равновесие схожих и разительно отличных черт, внешних и внутренних совпадений, относящихся к детству и ранней молодости обоих, и едва ли не первая и главная из них — бедность и очень неровные, изломанные отроческие годы, из которых так трудно было вырваться и выбиться в люди. Есть удивительные точки сближения в их дальнейшем творческом пути, поразителен их глубочайший и выстраданный диалог о России, о русской революции, о народе, о вере в Бога, который заочно, сами того не ведая, вели они и в своих дневниках, и в художественной прозе. И даже тот факт, что Бунин Пришвина фактически не знал или по крайней мере никак о его книгах не высказывался, а у Пришвина было к нему в разные годы разное отношение и с эмигрантским творчеством первого русского нобелевского лауреата он знаком не был за исключением разве что «Митиной любви»

(«До неприятности все близкое (елецкое) и так хорошо написано, будто не читаешь, а ликер пьешь»),

— ничего не меняет.

С помощью Бунина, как мне кажется, Пришвина легче понять. Михаил Михайлович мало перед кем раскрывался, если только не считать своего Дневника, но ведь даже Дневник, каким бы искренним он ни был, освещает лишь часть человеческого «я» и под очень определенным углом зрения, создавая ощущение полной раскрытости и в то же время многие вещи затеняя и пряча. А главное, идею взять себе в провожатого Бунина, без всякого сомнения, одобрил бы и сам Пришвин.

«Есть люди такие, как Ремизов или Бунин, о них не знаешь, живы ли, но их самих так знаешь, как они установились в себе, что не особенно и важно узнать, живут они здесь с нами или там, за пределами нашей жизни, за границей ее»

— писал он за год без трех дней до смерти Ивана Алексеевича.

Будет у Пришвина свой оппонент, злой гений его, противник. И тоже замечательный писатель — тезка Тургенева и Шмелева, Иван Сергеевич Соколов-Микитов. Именно он обронит о Пришвине, которого очень хорошо долгие годы знал:

«Пришвин (…) на своем эгоизме, со своей эгоистической философией отдавал сердце лишь себе самому и „своим книгам“, питаясь, впрочем, „соками“ (…) Был криклив, но вряд ли храбр… Как городской барин и интеллигент…»

Но это уже внутренние писательские «разборки», которыми так богата русская литература ХХ века и которые в нашем повествовании никак не обминуть.

А начнем мы наш CURRICULAEM VITAE ab ovo — с младенчества и детства.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИСПОРЧЕННЫЙ ПАН

Глава 1 ДЕТСТВО

Писателями не становятся — ими рождаются. Сам Пришвин, правда, делал оговорку:

«Родятся поэтами почти все, но делаются очень немногие. Не хватает усилия прыгнуть поэту на своего дикого коня.»

В середине двадцатых годов он напишет одну из лучших своих книг — автобиографический роман «Кащеева цепь», и в первых главах, вернее, звеньях — ведь речь идет о цепи, — перед нами предстанет прелестный и отважный мальчик Курымушка, влюбчивый, очень живой и внимательный. Прозвище свое дитя получило от кресла, стоявшего в комнате и названного взрослыми загадочным и непонятным словом «Курым». Насколько Курымушка соответствовал самому Мише Пришвину, равно как и Алпатов (фамилия героя романа) отроку Михаилу, сказать трудно, но именно так рука об руку шли в его жизни творчество и собственная судьба, и говорить о пришвинском детстве — значит говорить о его автобиографическом романе, и наоборот.

Людям свойственно идеализировать свое детство и окружающих людей. Есть этот благостный налет и в «Кащеевой цепи», однако больше в этих описаниях драматизма, и очевидно, что детство Пришвина было непростым. Он был впечатлителен, нервозен, рано потерял отца и, как всякий росший без отца мальчик, от этого сиротства страдал и всю свою жизнь эту потерю пытался восполнить.

«Родился я в 1873 году в селе Хрущево, Соловьевской волости, Елецкого уезда, Орловской губернии, по старому стилю 23 января, когда прибавляется свет на земле и у разных пушных зверей начинаются свадьбы»

Подробность необыкновенно важная — с начала двадцатых годов и до самой смерти Пришвин вел фенологический дневник и соотносил с жизнью природы все подробности человеческого бытия, видя в них единое целое, по ошибке разделенное ущербными людьми, которые этой цельности вместить не могут. Но последуем за автором дальше.

«Село Хрущево представляло собой небольшую деревеньку с соломенными крышами и земляными полами. Рядом с деревней, разделенная невысоким валом, была усадьба помещика, рядом с усадьбой — церковь, рядом с церковью — Поповка, где жили священник, дьякон и псаломщик.

Одна судьба человека, родившегося в Хрущеве, — родиться в самой деревне под соломенной крышей, другая — в Поповке и третья — в усадьбе.»

Пришвин родился в усадьбе, однако место его рождения имело и другое, более широкое значение. Он появился на свет в той благословенной части русской земли, что подарила нашей литературе великое соцветье писательских имен.

В. В. Кожинов в своей книге о Федоре Ивановиче Тютчеве заметил, что на сравнительно небольшом пространстве русской земли, занимавшем всего три процента ее европейской территории, родилось по меньшей мере двенадцать классиков русской литературы: Тютчев, Кольцов, А. К. Толстой, Тургенев, Полонский, Фет, Никитин, Лев Толстой, Лесков, Бунин, Пришвин, Есенин. К апос-тольскому числу можно добавить еще тринадцатого — Леонида Андреева. А из писателей советского времени — Андрея Платонова, Евгения Замятина, Константина Воробьева, Евгения Носова.