Пришёл, увидел и убил. Как и почему римляне убивали - [90]

Со смертью Домициана и воцарением Нервы ранний период истории империи закончился. Нерва стал императором в возрасте 66 лет; он умер бездетным спустя год и три месяца, передав власть Траяну – командующему войсками на Рейне, точно-точно не замешанному ни в каких заговорах. В дальнейшем с представлением о том, что императорская власть может быть передана кому-то из кровных родственников, потому что сенат, народ и армии проявят уважение к сыну, племяннику или внуку покойного правителя, было почти покончено. Постепенно римляне признавали, что принцепс – это, прежде всего, военная должность, переходящая от одного диктатора к другому в результате усыновления или казни. Из этого правила, разумеется, были исключения, но все они заканчивались плохо. Марк Аврелий положил конец временам «хороших императоров», передав власть своему никчёмному сыну Коммоду. Менее чем через два десятилетия его ошибку повторил Септимия Север, сделав императором своего твердолобого сына Каракаллу (кажется, что императорам, чьи имена начинались на латинскую букву C, постоянно не везло: Калигула[251], Клавдий, Коммод, Каракалла, трое Гордианов – всех их убили. Клавдий Готский избежал этого проклятия, но стал жертвой Киприановой чумы). Что уж говорить о его внучатых племянниках, которые смущали всех своим недостаточно римским поведением? А затем дурацкая практика передавать власть членам семьи и вовсе отмерла, потому что все такие императоры не справлялись со своими обязанностями, и их убивали[252].

Со смертью Домициана началась славная эпоха расцвета империи, когда не убивали практически никого; но расцвет империи был исключением из общего правила. На протяжении большей части своего существования имперская система снизу доверху была пропитана кровью. Каждый, кто хотел быть частью этой системы – придворный, сенатор, магистрат – рисковал быть убитым. Те, кто был её частью с рождения, представляли, пожалуй, самую большую опасность и при этом сами находились в большой опасности. И об этих убийствах нам известно больше всего, потому что в них были вовлечены люди, судьбы которых заботили античных историков больше, чем чьи бы то ни было. Родные и близкие, предки и коллеги тех, кто написал книги, на основе которых мы сегодня пытаемся интерпретировать римскую историю. Неудивительно, что и историкам кажется, будто эти люди были важнее всех остальных. И поэтому важно как можно чаще напоминать, что это вовсе не так.

IX Убийство по приговору суда

Жертвами имперской системы становились не только люди, бывшие её частью; она прошлась и по множеству незаметных людей, существовавших за её пределами. Об их жизнях обычно вспоминают в последнюю очередь. Это жизни тех, кого государство казнило каждый день и на каждом углу или приносило в жертву высшим силам. Этим смертям нет числа, это целое море страданий, о которых чаще всего просто молчали – потому что они считались законными, оправданными, да и просто ничего не значащими.

Пасифая

На вилле Соллертиана в Эль-Джеме, Тунис, была найдена потрясающая – в смысле, приводящая в ужас – мозаика, изображающая человека, которого раздирают леопарды. У него связаны руки, его держит какой-то стражник и каким-то образом, хоть он и сделан из расколотых камешков, ему удаётся излучать жуткий страх перед леопардом, в буквальном смысле пожирающим его лицо. Земля под ним забрызгана кровью. Эта мозаика производит очень сильное впечатление; глядя на неё, по-настоящему ощущаешь боль и страдания изображённого. Понятия на имею, как кому-то могло прийти в голову украсить пол своего дома столь жуткой вещью. Схожие чувства вызывает у меня и другая мозаика, обнаруженная на вилле Силин в Ливии. На ней изображён узник, которого стражники поставили на колени перед огромным разъярённым быком. А рядом ходят на руках какие-то акробаты. Эти римляне были маньяками.

Убивать преступников гораздо легче и экономичнее, чем держать их за решёткой или исправлять, поэтому в большинстве культур существовала смертная казнь. К тому же, с точки зрения здравого смысла, угроза убийством – верный способ удержать человека от совершения преступления. На самом деле это не так, но нам кажется, что так должно быть. По большому счёту, это месть государства преступнику. Смертная казнь не оставляет человеку второго шанса: оплошал – умер. Никакого исправления, никакого отбывания срока с возможностью после освобождения снова попытаться стать хорошим гражданином. Из современных западных государств только Америка не отказалась от смертной казни – несмотря на давление со стороны остального западного мира – потому что американцы убеждены: некоторые преступления настолько ужасны, что совершающие их люди утрачивают право на жизнь. Впрочем, даже здесь подразумевается, что у каждого изначально есть право на жизнь. Римляне с этим поспорили бы; в их культуре право на жизнь признавалось только за людьми, у которых были fama и dignitas. Смысл этого права, собственно, и состоял в защите престижа и достоинства. Писатель по имени Авл Геллий прямо утверждал, что единственный смысл наказания – сохранить достоинство жертвы