Приобщение - [2]

Пытаясь вырваться из плена буден,

В час отрезвленья, в страшный горький час

Вы всё равно не проклинайте, люди…

…В окне широком свет и белый снег.

На ручках кресла зайчики играют…

А в кресле неподвижный человек. —

Молчит. Он знает сам, что умирает.

Над ним любовь и ненависть горит.

Его любой врагом иль другом числит.

А он уже почти не говорит.

Слова ушли. Остались только мысли.

Смерть — демократ. Подводит всем черту.

В ней беспристрастье есть, как в этом снеге.

Ну что ж: он на одну лишь правоту

Из всех возможных в жизни привилегий

Претендовал… А больше ни на что.

Он привилегий и сейчас не просит.

Парк за окном стоит, как лес густой,

И белую порошу ветер носит.

На правоту… Что значит правота?

И есть ли у неё черты земные.

Шумят-гудят за домом провода

И мирно спит, уйдя в себя, Россия.

Ну что ж! Ну что ж! Он сделал всё, что мог,

Устои жизни яростно взрывая…

И всё же не подводится итог. —

Его наверно в жизни — не бывает.

1956

* * *

Роса густа, а роща зелена,

И воздух чист, лишь терпко пахнет хвоя…

Но между ними и тобой — стена.

И ты уже навек за той стеною.

Как будто трудно руку протянуть,

Всё ощутить, проснуться, как от встряски…

Но это зря — распалась жизни суть,

А если так, то чем помогут краски?

Зачем в листве искать разводья жил

И на заре бродить в сыром тумане…

Распалось всё, чем ты дышал и жил,

А эта малость стоит ли вниманья.

И равнодушьем обступает тьма.

Стой! Встрепенись! Забудь о всех потерях,

Ведь эта малость — это жизнь сама,

Её начало и последний берег.

Тут можно стать, весенний воздух пить,

И, как впервые, с лесом повстречаться…

А остального может и не быть,

Всё остальное может здесь начаться.

Так не тверди: не в силах, не могу!

Войди во всё, пойми, что это чудо,

И задержись на этом берегу!..

И, может, ты назад пойдешь отсюда.

1958

ПЕСНЯ, КОТОРОЙ ТЫСЯЧА ЛЕТ

Это старинная песня,

которая вечно нова.

Г. Гейне

Старинная песня.

Ей тысяча лет:

Он любит её,

А она его — нет.

Столетья сменяются,

Вьюги метут,

Различными думами

Люди живут.

Но так же упорно

Во все времена

Его почему-то

Не любит она.

А он — и страдает,

И очень влюблён…

Но только, позвольте,

Да кто ж это — он?

Кто? — Может быть, рыцарь,

А, может, поэт,

Но факт, что она

Его счастье и свет.

Что в ней он нашёл

Озаренье свое,

Что страшно остаться

Ему без неё.

Но сделать не может

Он здесь ничего…

Кто ж это она,

Что не любит его?

Она? — Совершенство.

К тому же она

Его на земле

Понимает одна.

Она всех других

И нежней и умней.

А он лучше всех

Это чувствует в ней…

Но всё-таки, всё-таки

Тысячу лет

Он любит её,

А она его — нет.

И всё ж ей по сердцу

Больше другой —

Не столь одержимый,

Но всё ж неплохой.

Хоть этот намного

Скучнее того

(Коль древняя песня

Не лжёт про него).

Но песня всё так же

Звучит и сейчас,

А я ведь о песне

Веду свой рассказ.

Признаться, я толком

И сам не пойму:

Ей по сердцу больше другой.

Почему?

Так глупо

Зачем выбирает она?

А может, не скука

Ей вовсе страшна?

А просто как люди

Ей хочется жить…

И холодно ей

Озареньем служить.

Быть может… Не знаю.

Ведь я же не бог.

Но в песне об этом

Ни слова. Молчок.

А может, и рыцарь

Вздыхать устаёт.

И сам наконец

От неё отстаёт:

И тоже становится

Этим другим —

Не столь одержимым,

Но всё ж неплохим.

И слышит в награду

Покорное: «да»…

Не знаю. Про то

Не поют никогда.

Не знаю, как в песне,

А в жизни земной

И то и другое

Случалось со мной.

Так что ж мне обидно,

Что тысячу лет

Он любит её,

А она его — нет?

1958

БАЛЛАДА О СОБСТВЕННОЙ ГИБЕЛИ

Я — обманутый в светлой надежде,

Я — лишенный Судьбы и души —

Только раз я восстал в Будапеште

Против наглости, гнета и лжи.

Только раз я простое значенье

Громких фраз — ощутил наяву.

Но потом потерпел пораженье

И померк. И с тех пор — не живу.

Грубой силой — под стоны и ропот —

Я убит на глазах у людей.

И усталая совесть Европы

Примирилась со смертью моей.

Только глупость, тоска и железо…

Память — стёрта. Нет больше надежд.

Я и сам никуда уж не лезу…

Но не предал я свой Будапешт.

Там однажды над страшною силой

Я поднялся — ей был несродни.

Там и пал я… Хоть жил я в России. —

Где поныне влачу свои дни.

1956

* * *

Я пью за свою Россию,

С простыми людьми я пью.

Они ничего не знают

Про страшную жизнь мою.

Про то, что рождён на гибель

Каждый мой лучший стих…

Они ничего не знают,

А эти стихи для них.

1959

* * *

Пусть рвутся связи, меркнет свет,

Но подрастают в семьях дети…

Есть в мире Бог иль Бога нет,

А им придётся жить на свете.

Есть в мире Бог иль нет Его,

Но час пробьет. И станет нужно

С людьми почувствовать родство,

Заполнить дни враждой и дружбой.

Но древний смысл того родства

В них будет брезжить слишком глухо —

Ведь мы бессвязные слова

Им оставляем вместо духа.

Слова трусливой суеты,

Нас утешавшие когда-то,

Недостоверность пустоты,

Где зыбки все координаты…

…Им всё равно придётся жить:

Ведь не уйти обратно в детство,

Ведь жизнь нельзя остановить,

Чтоб в ней спокойно оглядеться.

И будет участь их тяжка,

Времён прервется связь живая,

И одиночества тоска

Обступит их, не отставая.

Мы не придем на помощь к ним

В борьбе с бессмыслицей и грязью.

И будет трудно им одним

Найти потерянные связи.

Так будь самим собой, поэт,

Твой дар и подвиг — воплощенье.

Ведь даже горечь — это свет,

И связь вещей, и их значенье.

Держись призванья своего!

Ты загнан сам, но ты в ответе:

Есть в мире Бог иль нет Его —