Принцесса Шиповничек - [43]

– Твой настоящий отец – он. На самом деле ты его сын.

– Как мама?

– Ах, бедняжечка… Ничего особенно хорошего. Но старик… – Так няня называла первого мужа матери, которого Йозеф всегда считал отцом, – старик был жестоким чудовищем. Извергом. Она всегда любила Потоцкого. А ты – плод этого союза.

Няня поцеловала его и отпустила в ночь. Он так и не узнал, была ли эта история, как и другие нянюшкины истории, рассказанные перед сном, правдой или сказкой. Мать погибла в конце войны: ее повесили местные партизаны. За коллаборационизм. Но сперва сбрили ее прекрасные золотистые волосы. Он больше никогда ее не видел.

Йозеф хорошо ориентировался в лесах вокруг поместья отчима и решил остаться там до конца войны, тем более что ходили упорные слухи: война долго не продлится. Немцам не выстоять против объединенных сил всего мира. Против мести поляков, говорила старая няня. В это он и решил поверить. Забыв Заксенхаузен, забыв все, что слышал раньше. Забыв о смертях, которые видел. Чистая одежда, стрижка, сытый желудок умеют убеждать. Йозеф устал от смерти. Он мечтал о мире. Мечтал о сне…

Пришлось проснуться: вокруг стояли какие-то люди.

Солнце уже встало, яркий свет пробивался сквозь деревья. Сперва он различал лишь тени, удлиненные, темные, угрожающие. Солнце светило в спины мужчинам, склонившимся над ним. Один пододвинулся ближе… и перед Йозефом предстал лик ангела в ореоле золотых кудрей. На мгновенье он решил, что уже умер, это рай, и Алан его нашел. И тут ангел силой заставил Йозефа сесть. Золотые кудри оказались обманом, игрой солнечного света. И на Алана ангел похож не был. Каштановые со светлыми прядками волосы, крючковатый нос, глаза темные, как илистые воды Вислы.

– Ты кто? – спросил он по-польски, потом по-немецки.

Осторожность, прежде ему несвойственная, сейчас взяла свое. Йозеф ответил по-польски:

– Я… я… Принц.

– А что, похож, – заметил задавший вопрос. – Одежда вот…

– Не дури. Что принцам тут делать? Но он на старого графа похож…

– Со стариком немцы разобрались…

– Думаешь, это его сын?

– Мать – предательница.

– Прикончить, и дело с концом!

– Погодите.

Это сказал мальчик. Он встал на колени и закатал Йозефу левый рукав.

– Ты что делаешь? – спросил Йозеф.

– Ищу номер. Надо же узнать, шпион ты или сбежал из лагеря.

– В Заксенхаузене номеров не было.

Мальчик присел на корточки.

– Может, ты еврей?

Он быстро заговорил на языке, которого Йозеф не знал, наверно, по-древнееврейски.

Йозеф покачал головой.

– Ну, на цыгана ты не похож.

Йозеф снова покачал головой.

– Я поляк. Я… гей. Стосемидесятипятник…

Мальчик встал.

– Немец бы никогда в таком не признался.

– Откуда ты знаешь? – спросил грузный человек с растрепанной бородой, наполовину черной, наполовину белой. – Все немцы – скрытые геи. Если он гей, значит, просто признался, что немец. Сам знаешь, все геи – лгуны, болтуны и предатели.

Йозеф наконец поднялся на ноги.

– Это как раз то, что говорит Гиммлер. Может, ты сам – тайный немецкий шпион?

Теперь он смотрел обвинителю прямо в глаза. И тут же получил удар в лицо и рухнул как подкошенный.

Мальчик снова опустился на колени. Теперь он смеялся. Нежно, мелодично. Такого смеха Йозеф не слышал уже много лет. В этом смехе не было ни капли цинизма. Ни малейшей капли.

– Немецкий шпион не может быть таким нелепым. – Мальчик помог Йозефу встать на ноги. – Пощадим его.

– Он навлечет на нас погибель, – пробасил бородач.

И Йозеф в душе с ним согласился. Если судить по прошлому.

Так Йозеф вступил в еврейский партизанский отряд…

Их было тринадцать. Мальчика, – которому оказалось двадцать три года, – называли Мститель. Всю его семью сожгли заживо в синагоге. Он в это время был в медицинском училище и только поэтому остался жив. Он один.

Бородача называли Ребе. Человека, более далекого от благочестия, трудно было вообразить – во всяком случае, Йозефу. Ребе был скор на расправу, да к тому же и сквернослов каких поискать.

Еще в отряде были три брата: Молот, Клещи и Наковальня. Немногословные, они разговаривали разве что друг с другом. Еще тут был худой, темноволосый русский эстет, откликавшийся на прозвище Иван Грозный. Он вырезал из дуба шахматную доску, сделал желудевые фигуры и до появления Йозефа играл сам с собой. Йозеф выиграл у него три раза подряд, и русский потерял к шахматам всякий интерес. Еще были две женщины, Челнок и Шпулька, только за долгие недели в отряде Йозеф так и не научился их различать. Они сторонились остальных, спали всегда отдельно от мужчин, прижавшись друг к другу. Могли быть сестрами – одинаковые квадратные челюсти, зеленые глаза, короткие иссиня-черные кудри, крупные крестьянские руки. Могли быть матерью и дочерью – только Йозеф не смог бы сказать, которая старше.

Еще было пятеро мужчин за шестьдесят, седые, бородатые, все из одной деревни, лесорубы. Когда появились немцы, они были далеко в лесу. Вернувшись в деревню, обнаружили, что их семьи убиты, а дома разграблены и сожжены.

– Пропало даже золотое обручальное кольцо с пальца моей жены, – рассказывал один. – Пропало вместе с пальцем.

Он сказал это не печально и не гневно, он говорил совершенно равнодушно. Как будто пересказывал старую-престарую историю, рассказанную ему давным-давно. Четверо лесорубов выбрали простые прозвища: Дуб, Ясень, Рябина, Береза. Но пятый, их вожак, звался Holz-Wadel – Лесовал, потому что так лесники называют полнолуние, время, когда лучше всего валить лес.