Принцесса Шиповничек - [44]

– Я рублю только немецкие деревья, – говаривал Лесовал, тоже без всякого выражения.

Отряд направлялся в окрестности Люблина. Недалеко от города, почти на виду, располагался новый лагерь уничтожения, который назывался Майданек. Его начали использовать в прошлом декабре, и там содержалось множество пленных русских солдат. У Лесовала появилась идея, поддержанная всеми, с кем удалось связаться: если освободить хотя бы часть узников, партизанские отряды пополнятся обученными бойцами.

Йозеф кивнул. Это был настоящий план, так непохожий на болтовню и мечтания Хенрика и его крошечного отряда.

– Возьмите меня, – попросил он.

Все они, и женщины тоже, были опытными лесными жителями: осторожными, спокойными, сильными. Двигались бесшумно, и понять, пробирается по лесу один или все четырнадцать, было невозможно. Йозеф полюбил их общество. В историях, которыми они обменивались по вечерам, не было ничего об ужасах или борьбе, ничего о чудовищных способах умереть. Они рассказывали старые сказки: лесорубы вспоминали предания родных гор; Мститель, самый молодой, совсем недавно вышедший из детства, – мамины стишки и сказочки; Ребе, в соответствии со своим прозвищем, если не с характером, цитировал Ветхий Завет. Русский дрожащим от волнения голосом декламировал длинные русские поэмы, а потом переводил их для слушателей.

Когда очередь дошла до него, Йозеф начал читать наизусть шотландские баллады: «Сэра Патрика Спенса» и «Женщину из Ашерс Велл». Любимых Шиллера и Гете он трогать не стал, рассудив, что аудитория этого не оценит и сочтет его выбор не просто данью восхищения талантом немецких поэтов. Ему все еще не доверяли. Он был единственным неевреем. Однако театральный опыт сослужил Йозефу хорошую службу, и скоро он стал их любимым исполнителем. Для начала прошелся по раннеанглийским поэтам, а на закуску припомнил несколько строф из Данте, хотя «Ад» оказался слишком мрачным и слишком реалистичным. Когда прозвучало «Оставь надежду, всяк сюда входящий», обе женщины закрыли лицо руками и начали беззвучно плакать. Йозеф замолчал, пораженный. Он никогда не видел, чтобы плакали так тихо. Следующим утром он упомянул об этом мальчику и узнал, что женщины выучились так плакать в одном из лагерей, чтобы не привлекать внимания охраны. Мститель не сказал, какой это был лагерь, а Йозеф не спросил.

Медленно, осторожными перебежками, они двигались к Люблину и там присоединились к большому отряду лесных партизан. Выяснилось, что Майданек слишком хорошо охраняется. Вновь начались рассказы о смерти, их повторяли, словно перебирая бусины на четках. Челнок и Шпулька оставили отряд Йозефа и присоединились к другим женщинам. Эстет Иван устал от жизни в лесу, раздобыл фальшивые документы и решил тайными путями пробираться на запад. Ему, наверно, пришлось повторно проходить там, где он уже шел с отрядом. Через много месяцев до них докатились слухи, что он был убит под Парижем. Его поймали, пытали, но он никого не выдал.

– Вот уж чего не ждал от этого ублюдка! – Таков был краткий комментарий Ребе.

Больше никто ничего не сказал – это был, кажется, вполне исчерпывающий некролог.

Но Йозеф продолжал думать об Иване. А сам он смог бы хранить молчание? Разве он не выдал имена своих любовников, живых и мертвых? Разве он не струсил, когда Хенрик, Гром и Молния, Надя, раввин, Матушка Метелица и Ведьма пали под нацистскими пулями? Ответа у него не было. Не в силах больше думать о своей несостоятельности, Йозеф вместо этого начал вспоминать Париж: маленькие кафе, оживленные улицы, жизнь, которая была так беспечна и так полна надежд.

Большой отряд разбился на маленькие группы из шести, семи, восьми человек, и весь следующий месяц они активно организовывали диверсии на железных дорогах и складах.

– Вечные рельсы и склады, – проворчал однажды Йозеф.

– Эти ублюдки хотя бы не отстреливаются, – возразил Ребе.

Йозеф не упомянул, как погибли его прежние товарищи. Вместо этого он сосредоточился на деле – они подводили под рельсы стальной рычаг.

Рельсы, над которыми как-то ночью потрудились партизаны, вели в Хелмно, городишко на берегу реки Нарев.

Это случилось в июне.

Глава 29

Как вернуть доброе имя (спросил он), как искупить свои ошибки? Вспомните Оскара Шиндлера. Игрок, бабник, выпивоха, спекулянт, нацист. Жил от одного позорного поступка до другого. А спас тысячу двести человек. Спасенные им евреи повторяли: «Среди неправедных не забудем о праведниках».

Вот так и Йозеф, щепка, несущаяся по воле волн, стал героем.

В отличие от Освенцима, Дахау и Берген-Бельзена, лагерь в Хелмно был секретным.

Даже евреи из Лодзинского гетто, которых туда посылали тысячами, даже уничтоженные там полностью евреи из Вартеланда, аннексированного немцами района в Западной Польше, не боялись этого слова. Они его просто никогда не слышали. И после войны не было Союза выживших узников Хелмно. Потому что не выжил никто. Почти. Двоим мужчинам удалось убежать, двое дожили в лагере до конца войны – всего четверо мужчин. И одна женщина. Księżniczka. Принцесса.

До отряда Йозефа слухи дошли из Варшавского гетто. Но только слухи. Якобы есть такой лагерь уничтожения в пятидесяти километрах от Лодзи. Слухи были ужасны. Хотя к ужасам им было не привыкать. Эти мужчины и женщины, прошедшие пытки, с выжженными номерами на руках, похоронившие замученных детей или видевшие, как их детей бросают в огонь, люди, побывавшие там, где струились потоки человеческой крови, конечно, поверили слухам. Но что они могли сделать?