Принцесса-невеста - [70]

В унижении, смятении и муке, в гневе, в своем головокружительном безбрежном страдании Уэстли заплакал как дитя.

– Любопытно, – сказал граф и аккуратно записал.

Целую неделю Еллин формировал солидное патрульное подразделение и достойную Погромную дружину. За пять дней до свадьбы он во главе своего отряда ожидал речи принца. Дело происходило во дворе замка, и принц явился, как обычно, с графом, хотя, что необычно, мыслями граф как будто витал где-то вдали. Так оно и было, хотя откуда бы Еллину об этом знать? За минувшую неделю граф выкачал из Уэстли десять лет, а если исходить из того, что средняя продолжительность жизни во Флорине составляет шестьдесят пять, и предположить, что в начале эксперимента подопытному было двадцать пять, остается еще около тридцати лет. Но как их лучше распределить? Эта закавыка измучила графа. Столько возможностей, но какие интереснее с научной точки зрения? Граф вздохнул; все-таки жизнь нелегка.

– Вы собрались здесь, – заговорил принц, – ибо на мою возлюбленную, вероятно, готовится второе покушение. Каждого из вас я назначаю ее личным защитником. За сутки до моей свадьбы Воровской квартал должен был зачищен, а все его обитатели брошены за решетку. Лишь тогда я вздохну спокойно. Господа, умоляю вас: считайте эту миссию зовом сердца, и я знаю, что вы не подведете меня.

С этими словами он развернулся и поспешил прочь со двора; граф последовал за ним, а Еллин остался командовать.

К усмирению Воровского квартала приступили тотчас. Каждый день Еллин трудился до седьмого пота, но квартал занимал квадратную милю, и забот у Еллина хватало. Большинство преступников не впервые сталкивались с несправедливыми и незаконными облавами и почти не оказывали сопротивления. Они понимали, что тюремных камер на всех не хватит; ну перекантуются в кутузке пару деньков – подумаешь, трагедия.

Встречались, однако, и другие злодеи – эти знали, что поимка означает смерть за прошлые выкрутасы, и сопротивлялись все как один. Еллин, искусно командуя Погромной дружиной, в конце концов взял подобных негодяев под контроль.

И однако за тридцать шесть часов до свадьбы с полдюжины уклонистов так и не покинули Воровской квартал. Еллин проснулся на заре, усталый и обескураженный – гостей из Гульдена среди пойманных правонарушителей не обнаружилось, – собрал цвет Погромной дружины и повел их в Воровской квартал; хоть тресни, а этот рейд должен стать распоследним.

Еллин сразу свернул в пивную «У Фолкбриджа», но сначала отослал с поручениями почти всех громил, а при себе оставил одного крикуна и одного молчуна. Постучался к Фолкбриджу, подождал. Фолкбридж был наимогущественнейшим человеком в Воровском квартале. Он как будто владел половиной квартала лично – не бывало хоть сколько-нибудь заметных преступлений, к которым он не приложил бы руку. И ему вечно удавалось отвертеться от ареста – все, кроме Еллина, подозревали, что Фолкбридж кому-то дает на лапу. Еллин знал, что Фолкбридж кому-то дает на лапу: в жару и стужу Фолкбридж каждый месяц забегал к Еллину с мешком денег.

– Кто? – крикнул Фолкбридж из глубин пивной.

– Главнокомандующий силами охраны правопорядка города Флоринбурга, а с ним громилы, – ответил Еллин. Доскональность – одна из его сильных сторон.

– А… – Фолкбридж открыл дверь. Был он невысокий и круглолицый – хоть и могущественный, воображения не поражал. – Прошу.

Еллин перешагнул порог, оставив двух громил в дверях.

– На выход с вещами, – велел он.

– Эй, Еллин, это ж я, – тихонько возмутился Фолкбридж.

– Да знаю я, знаю, – тихонько огрызнулся Еллин. – Но прошу тебя, сделай одолжение, на выход с вещами.

– А ты притворись, что я уже. Я отсижусь в пивной, честно. Припасы есть, никто и не просечет.

– Принц беспощаден, – сказал Еллин. – Если я тебя оставлю, а он прознает, мне кирдык.

– Я тебе двадцать лет плачу, чтоб в кутузку не садиться. Ты ж на мне разбогател. За что я плачу – за ноль без палочки?

– Я тебе возмещу как-нибудь. Дам лучшую камеру в городе. Ты что, не доверяешь мне?

– А как тебе доверять? Двадцать лет вынь да положь монету, а едва на тебя чутка надавили, ты орешь «марш в кутузку». Да как бы не так.

– Ты! – Еллин указал на крикуна. Тот подбежал. – Этого человека – в телегу, живо.

Фолкбридж хотел было разъяснить положение дел, но крикун заехал ему дубиной по шее.

– Полегче! – завопил Еллин.

Крикун подобрал Фолкбриджа и отряхнул с него пыль.

– Живой? – спросил Еллин.

– Дак вы ж не сказали, что он дышать в телеге должон; я думал, его в телегу надоть, дыша али не дыша, ну, я и…

– Уймись, – перебил Еллин и в расстройстве выбежал из пивной, а крикун выволок Фолкбриджа. – Ну что, всех взяли? – спросил Еллин.

Тут и там громилы вывозили из Воровского квартала другие телеги.

– По-мойму, еще шпажист коньячный остался, – ответил крикун. – Вчерась пытались вытурить, но…

– Мне с пьяницей канителиться некогда, я солидный человек. Ну-ка, оба, выводите его, да поживее. Телегу взяли и вперед! Квартал нужно зачистить и закрыть к закату, не то принц рассердится, а когда он на меня сердится – это, знаете ли, удовольствия мало.

– Да идем мы, идем, – ответил крикун и поспешил прочь, а молчун один потащил телегу с Фолкбриджем. – Вчерась пытались этого шпажиста заловить, послали обычных патрульных, да только он шпагой махать горазд. Патрульные струхнули, но у меня, кажись, есть против него трюк.