Принцесса для императора - [29]

Ткань тонка, но я не могу разглядеть выражение лица принца Сигвальда. Он тоже шутит, смеётся, смотрит в мою сторону и время от времени поднимает кубки за моё здоровье. Сигвальд хорош, его звонкий голос полон предвкушения, но я не могу воспринимать его мужем, я в это не верю. Может, во время первой брачной ночи всё изменится… Снова краснею.

Наконец слово берёт Император, от звука его мощного голоса сердце замирает, а по телу проходит дрожь.

***

Ночь расправила крылья над белым дворцом, но празднование продолжается в свете цветных огней. Гости прибывают, и слуги с завидным упорством вытаскивают угощения и вино.

С балкона третьего этажа двор и люди, прилегающие части сада видны, как на ладони. Я, скучающий хозяин, смотрю на веселье гостей и работу обитателей дворца — всё просто идеально, особенно если учесть, в сколь краткий срок организовали свадьбу.

Семья Мун держится в стороне. Вспоминаю своё первое появление при дворе: я был куда искушённее их, самоувереннее, но тоже чувствовал себя неловко.

Среди гостей начинается движение, ропот, музыка меняется. Встав, опираюсь на перила и выглядываю вниз: Сигвальд уводит Мун во дворец. Она кажется маленькой, хрупкой и будто пытается убежать от развязных напутствий. Уверен, под покрывалом она краснеет. Сигвальд по-хозяйски держит её за талию, но мне кажется, что как-то не так: недостаточно крепко, недостаточно страстно. Не нравится, как он кивает в ответ на пожелания.

Они скрываются под крышей портика, и я присаживаюсь на выдвинутую к перилам софу. Мысленно отсчитываю время: они должны пройти холл, уже должны подняться по лестнице, по коридору. Войти в их общую спальню.

Зажмурившись, откидываюсь на подушки. Непривычный ужас охватывает меня, разливается по мышцам, колет кончики пальцев. Я не чувствую знак проклятья на своей спине, но я знаю, что он там, знаю, что у меня только месяц. Если повезёт, печать уменьшится к утру, а если нет?

Стиснув зубы, заставляю себя остаться на софе: я подробно переговорил с Сигвальдом перед тем, как уехать с Мун в её временный дом, и он обещал прочитать раздел о девственницах в трактате любви, который я ему передал. И совершенно точно мне не стоит сейчас ошиваться под их дверью или подглядывать, чтобы убедиться, что всё идёт гладко.

Я должен доверять Сигвальду.

Он уже мужчина.

Это его жена.

— Устал? — спрашивает Фероуз на нашем родном языке.

Улыбаюсь, вспоминая дом, запах раскалённого песка и свежесть оазисов, пёстрые одежды и многоголосые базары.

— Надоел шум. И гости. — Открыв глаза, махаю в сторону двора. — Здешние жители не умеют просто веселиться: каждые пять минут кому-нибудь непременно надо о чём-нибудь попросить. Праздник проводится, чтобы почтить богов, обозначить переход молодых в новую жизнь и повеселиться, а они считают, что для того, чтобы выпросить земли, снижения налогов или пристроить родственника в тёплое местечко.

Фероуз пристально смотрит на меня. Сажусь и жестом предлагаю устроиться рядом. Он опускается в изножье и обращает задумчивый взгляд на небо:

— Я так рад, что мы нашли её. Не представляю мир без тебя.

— Ещё рано радоваться.

— О, ты вроде был уверен в Сигвальде.

— Он мальчишка, — хочу провести по волосам, но пальцы натыкаются на треклятую корону. — Я всё ему объяснил, но вдруг… он сделает что-нибудь не так?

— Она не первая его женщина, — усмехается Фероуз. — Справится.

— Почему создатели проклятья не ограничились просто заключением брака?

— Скажи спасибо, что они не замкнули в условие рождение совместного потомства: тогда бы мы точно не успели.

— Всё это так глупо.

— Ну почему? Загоряне народ воинственный, не исключено, что они вырезали бы друг друга, если бы проклятия не вынуждали их скреплять узы взаимным чувством. Это надёжнее брака и надёжнее общих детей, это позволяет сохранить баланс… и просто приятно.

— Когда это растёт не на твоей спине.

— Ну разумеется… Зато теперь у твоих врагов нет причин именовать тебя узурпатором, совсем не имеющим прав на это королевство.

— Хотя бы у Сигвальда таких проблем не будет. Ему это весьма пригодиться, — вздыхаю. — Но он вряд ли удержит южные земли.

— Возможно, мальчик перестанет витать в облаках. — В голосе Фероуза нет уверенности, и я его понимаю.

Внизу прокатывается волна смеха, перегибаюсь через перила: паяцы разыгрывают сценки. Вновь разворачиваюсь к Фероузу и замечаю, что он едва сдерживает зевок. Совсем старик, не осталось ни одного чёрного, как смоль, волоса.

— Даже не верится, что мой сын женится, — как никогда чувствую свои года. — Сколько раз думал, что не увижу, как мои дети вступят во взрослую жизнь, сколько раз считал, что ни один мой ребёнок не доживёт до такого возраста, и вот… как-то странно.

— Слишком грустные мысли для свадьбы, дорогой друг, — наклонившись, Фероуз хлопает меня по плечу. — Ладно мне, но тебе ещё рано жаловаться на возраст.

— Я не жалуюсь, просто не верится. Кажется, только вчера моим домом была пустыня, а сейчас я правитель центра мира. Могли ли мы предположить такое тридцать лет назад?

— Уж кто-кто, а я всегда верил, что тебя ждёт блестящее будущее. — Фероуз стискивает пальцы на моём плече. Оттолкнувшись, поднимается. — Пожалуй, я просплюсь хорошенько, завтра нам утрясать с казначеем последствия внезапных расходов… Восемнадцать мер золота! Будь Сигвальд моим сыном, я бы выпорол его за расточительность.