— Это… нечестно, — голос дрожал и срывался, сердце билось в горле, наворачивались слёзы. — Я же не виновата.
— Да кто тут о честности говорит, Леночка, — усмехнулся сидевший за массивным столом Валерий Кириллович. — Тут всё немного проще.
И он стал расстёгивать рубашку. Пуговица за пуговицей, обнажая волосатую грудь. Я зажмурилась, вдохнула и открыла глаза. Валерий Кириллович уже закончил с пуговицами. Заговорил:
— Намного проще. Или ты становишься моей любовницей. Или эту недостачу вешают на тебя. А это на статью потянет.
В голове было так пусто, что я не соображала, тянет это на статью или только на увольнение по статье. Но и последнее смерти подобно: денег едва хватало на съём комнаты и минимум продуктов. Всё эта работа на испытательном сроке, пока не научусь…
Сглотнув, отвела взгляд от генерального директора.
На краю стола ждали бутылка виски «Белая лошадь» и два квадратных стакана. Неладное я заподозрила, ещё когда их увидела. Но подумала, Валерий Кириллович с замом пил… по какому-нибудь поводу. Хотя бы потому, что сейчас глубокий вечер пятницы.
— Вы пьяны, — голос стал надрывно звонким, — вы утром об этом пожалеете.
Раскрасневшееся от алкоголя круглое лицо Валерия Кирилловича уродливо сморщилось, из растянутого рта вырвался мерзкий смех:
— Пожалею? — Он сложился пополам, хлопал ладонью по пачке бумаг, из которых выходило, что я мухлевала с отгрузкой товаров заказчикам. — Деточка, да я тебя, зелёную без опыта работы, только и взял, чтобы ты ноги раздвигала.
Я шумно вдохнула. Валерий Кириллович хохотал, брызги слюны рассыпались по документам и дорогому столу.
А я не понимала.
Я же всегда скромно одета, запакована чуть не до подбородка в самую жару. Ни словом, ни взглядом намёков не делала. Просто работала. Надо было — училась, надо было — переделывала, надо было — оставалась допоздна.
— Но ты же намёков не понимаешь, тупая сучка! — треснул кулаком Валерий Кириллович. Его лицо густо побагровело от гнева. — Предложений тоже не понимаешь.
Он заскрежетал зубами. Я отступила на шаг. Так он серьёзно тогда на корпоративе? Я думала, он спьяну пошутил, что машину бы мне подарил, будь я его любовницей.
Ещё шаг назад.
— Стоять!
Ужас пригвоздил к месту, сердце колотилось до боли быстро. И в мыслях билось: что делать? Что делать? Что делать?!
— Не надо, пожалуйста, — взмолилась сипло. — Вы мне в отцы годитесь.
Хмыкнув, Валерий Кириллович плеснул виски в стаканы. Один толкнул мне, за другой схватился сам:
— Выпей, если страшно. И иди сюда, — он похлопал себя по колену. — Можешь называть меня папой, если хочешь. Давай. — Ухмылка стала шире. — Это хорошее предложение деточка. Ты ведь понимаешь толк в хороших предложениях? Потому что когда делу дадут ход, отозвать его будет невозможно, а с судимостью тебе потом только на панель идти.
Возможно, он прав. Вероятнее всего, да. Но я смотрела на его багровое, морщинистое лицо, на дряблую грудь в волосах, ощущала запах перегара, и мысль о близости с ним вызывала только рвотные позывы.
Ещё шаг назад.
— И не надо так кривить мордашку, — подскочил он. — Не надо этой гадливости!
Локтем я коснулась двери. И взгляд Валерия Кирилловича изменился. Что-то такое появилось в нём, предупреждающее: пощады не будет.
Но я не могла остаться. Трясущейся рукой нащупала ручку.
— Лена, — прорычал Валерий Кириллович, выбираясь из большого кресла, — не делай глупостей. Мы одни, своё я получу. От тебя зависит, будет это приятно или мне придётся действовать силой.
Ручка провернулась, я бросилась в коридор. Мчалась вперёд, к двери на лестницу, вниз на этаж — и на улицу. В спину неслись угрозы.
Всё поплыло за пеленой слёз, сквозь рёв пульса в висках я едва слышала оскорбления.
«Беги-беги-беги!» — колотилось в такт сердцу.
Дверь громко ударилась о стену, я побежала вниз. Носик туфли зацепился за сколотую плитку, я рухнула на площадку перед последним лестничным маршем. Заколка отлетела, волосы загородили обзор светло-русой волной.
— Леночка решила поиграть в догонялки, — совсем близко раздался насмешливый голос.
Ухватившись за перила, я поднялась и чуть не заорала от прострелившей ногу боли. Надо бежать. Шаги приближались. Закусив губу, я потащилась вниз, подпрыгивая на меньше ушибленной ноге, пытаясь наступать на совсем больную.
— Куда же ты? — насмехался Валерий Кириллович. — Или торопишься?
Он шёл следом. Даже не пытался догнать. Смертельным холодом в груди разливалась догадка: дверь на улицу заперта.
Но я ковыляла вниз. Ковыляла через маленький холл, где днём сидел охранник, а сейчас никого не было. К двери. На улицу. К спасению.
Толкнула её шершавое покрытие.
Не поддалась.
Надавила сильнее, но дверь не дрогнула.
— Ну что, убедилась? — в затылок произнёс Валерий Кириллович.
Сильные руки стиснули мои плечи. Рывок — и я оказалась лицом к лицу с ним. Задыхалась от запаха перегара. Зажмурилась, чтобы не видеть бешеного выражения глаз.
— Не смей от меня убегать, слышишь? — Он запустил пальцы мне в волосы и сжал так, что висок обожгло болью. — Слышишь?
Вдохнув, я наугад ударила коленом. Закричала от боли в нём, но и Валерий Кириллович вскрикнул, сложился пополам:
