Принц Зазеркалья - [22]

И подавляю улыбку. Он таки меня услышал.

Я мысленно объясняю ему, что мне надо, и Чешик кланяется, улыбаясь широко и лукаво. Он всегда готов без расспросов броситься в гущу событий, просто ради удовольствия. Неудивительно, что Морфей считает его ценным соратником.

– Так, насчет халатов, – говорю я свинообразной горничной. – Мне нужен всего один. Можешь сказать Губерту, что он отрастил ноги и ушел сам.

Я чуть заметно киваю Чешику. Взметнувшись вихрем рыже-серых полосок, он ныряет в груду бархатных халатов, сложенных на тележке.

– По-твоему, я сплю? – спрашивает герцогиня.

– Нет, а что?

– Мораль отсюда такова: «Не буди лихо». Я не сплю, значит, я не стану лгать.

Она выдергивает у меня метелочку.

– Ну, убирайся.

Как только эти слова срываются с ее бульдожьих губ, один из бархатных халатов семенит по полу, волоча за собой длинные рукава. Горничная взвизгивает, переводя взгляд оранжевых глаз с меня на удирающий халат.

– Похоже, тебе не придется врать, – говорю я.

Она бросает метелочку и бежит за халатом. Тот парит над полом, как ковер-самолет – снизу его поддерживает Чешик. Горничной приходится встать на четвереньки, чтобы угнаться за ним.

Как только они скрываются за углом, я хватаю прозрачные комбинезоны и устремляюсь в противоположную сторону, к пересечению трех коридоров. Мимоходом вспомнив о Чешике, я посылаю ему мысленную благодарность. О его благополучии я не беспокоюсь. Он не попадется, если только сам не захочет.

Я поворачиваю за угол и сталкиваюсь с папой.

– Эй, эй, – он ловит меня за плечо. – Где ты была?

– Искала… тебя, – придумываю я в промежутках между глотками воздуха.

Ткань пузырится в моих руках, но ее можно лишь нащупать, не увидеть.

Папа не простит воровства. Но всё изменится, как только мы окажемся в Гдетотам, и совесть уступит место самосохранению.

На память приходит Джеб. Он во многом похож на папу. Заботливый, честный и добрый. Интересно, отказался ли он от привычки называть черное черным. Обладателю незыблемых моральных принципов не выжить в мире преступников-подземцев. Но Джеб умеет приспосабливаться. Его детство – тому доказательство.

Надеюсь, он не разучился прощать. Надеюсь, что и Морфей тоже меня простит.

В любом случае ситуацию не упрощает видение, которое в день выпускного бала показала мне Королева Слоновой Кости, прежде чем вернуться в Страну Чудес. И то, что может значить для подземного мира союз с Морфеем.

Словно что-то тычет меня в грудь изнутри, вновь напоминая о Червонной Королеве. О том, что важно здесь и сейчас. Всем планам на будущее придется подождать, пока Червонная не исправит то, что сделала со мной… а потом я ее уничтожу.

– Сюда, – говорит папа, держа меня за локоть. – Бернард ждет в комнате с зеркалами.

Не обращая внимания на жжение в груди, я стаскиваю сумку с папиного плеча. Он слишком занят рассматриванием номеров на дверях и не замечает, что я раздвигаю бутылки с водой, пакетики с орехами и сухофруктами, яблоки, фонарики и разнообразное железное оружие, чтобы уложить в самый низ краденые комбинезоны.

Я не украла их, а одолжила. Когда я вернусь, то отдам Биллю его волшебную одежду с извинениями.

Мое дыхание замирает, когда я понимаю, что отныне про «когда» можно забыть. Прежде чем мы с папой окажемся в зазеркальном мире, чтобы спасти Джеба и Морфея, помочь маме и исцелить Страну Чудес, нам придется пройти через портал и ворота.

Всё – наши жизни, наши близкие люди, наше будущее – зависит от одного слова. ЕСЛИ.

Папа забирает у меня сумку, и мы входим в комнату номер 42.

По пути он объясняет, что случится, когда мы войдем в ворота Гдетотам: мы прыгнем в вихрь из пепла, который выбрасывает пленников в центре зазеркального мира, а стражей переправляет от одних ворот к другим.

Но сначала, впрочем, нужно добраться через зеркальный портал до ворот.

Я думала, что стены в комнате будут покрыты зеркалами. Но вместо них – подушки. Помещение довольно просторное, и в нем нет мебели, только какая-то круглая огороженная штука посредине. Она возвышается почти до потолка.

На металлической поверхности играют разноцветные блики. Панели усажены рядами больших белых ламп. Они выключены и безжизненны. Всё вместе напоминает уменьшенную версию «Гравитрона» в парке развлечений. Когда в городе проходила ярмарка, мы с Джебом и Дженарой в первую очередь бежали к нему.

Я чувствую острую боль тоски – вместе с запахом хот-догов и вкусом сахарной ваты. Это было сродни волшебству. Мы залезали внутрь, прислонялись к стенкам, и «Гравитрон» начинал вращаться – так быстро, что пол отпадал, но мы оставались на месте. Теперь-то я знаю, что нас удерживала не магия, а центробежная сила. И еще я знаю, что такое настоящее волшебство. И что за него приходится платить.

Тоска по тем дням, которые я проводила без забот в компании двух лучших друзей, так сильна, что я делаю шаг вперед и касаюсь гладких прохладных панелей, чтобы отвлечься. Слышится громкое жужжание – мотор включается, и лампочки начинают мигать. Очень ярко. Папа отдергивает меня.

– Что я сделала? – спрашиваю я.

– Ничего. Всё хорошо. Правильно.

Он улыбается, и вид у него становится какой-то отстраненный. Глаза, устремленные на мерцающие огни, блестят мальчишеским восторгом.