Примула. Виктория - [158]

Аля еле дышит,

Аля сплетню слышит.

Что за благодать

Ане всё сказать!

Аня еле дышит,

Аня сплетню слышит.

Что за благодать

Дальше передать.

Аliх еле дышит,

Аliх сплетню слышит.

Ах, какой экстаз

Подписать указ.

Ники еле дышит,

Ники сплетню слышит.

Весь Его экстаз —

Подписать указ.

Но приступим, наконец-то, к тексту Сергея Юльевича:

«Странная особа императрица Александра Фёдоровна. Когда подбирали жену цесаревичу (будущему императору Николаю II), за несколько лет до смерти Александра III, её привозили в Петербург на смотрины. Она не понравилась. Прошло два года. Цесаревичу невесты не нашли, да серьёзно и не искали, что было большой политической ошибкой. Цесаревич, естественно, сошёлся с танцовщицей Кшесинской (полькой). Об этом Александр III не знал, но это подняло приближённых, всё советовавших скорее женить наследника.

Наконец, император заболел. Он и сам решил скорее женить сына. Вспомнили опять о забракованной невесте Алисе Дармштадтской. Послали туда наследника делать предложение. Привожу по этому предмету рассказ, сделанный мне глаз на глаз нашим нынешним почтеннейшим послом в Берлине графом Остен-Сакеном, когда я был проездом в Берлине, едучи в Нордерней к канцлеру, тогда ещё графу Бюлову, заключить торговый договор (1904 г.).

«При Александре II я был поверенным в делах в Дармштадте и знал всю великогерцогскую семью.

При Александре III этот пост был уничтожен, и я был переведён в Мюнхен. Когда наследник поехал в Дармштадт, меня туда командировали. В первый день приезда после парадного обеда я пошёл к старику обер-гофмаршалу, с которым был очень дружен, когда ещё был поверенным в делах в Дармштадте. Разговорившись с ним, говорю: когда я уезжал, принцесса была девочкой, скажите откровенно, что она из себя представляет? Тогда он встал, осмотрел все двери, чтобы убедиться, не слушает ли кто-нибудь, и говорил мне:

«Какое для Гессен-Дармштадта счастье, что вы от нас её берёте».

Когда она приняла предложение (ещё бы не принять), то она, несомненно, искренне выражала печаль, что ей приходится переменить религию. Вообще это тяжело, а при её узком и упрямом характере это было, вероятно, особенно тяжело. Как ни говорите, а если мы, и в особенности «истинно русские» люди, хулим субъекта, переменяющего религию по убеждению, то ведь не особенно красивый подвиг переменить таковую из-за благ мирских. Не из-за чистоты и возвышенности православия (по существу православия это, несомненно, так) принцесса Аliх решилась переменить свою веру. Ведь о православии она имела такое же представление, как младенец о теории пертурбации небесных планет.

Но, раз решившись переменить религию, она должна была уверить себя, что это единственно правильная религия человечества. Конечно, она и до сих пор не постигает её сущности (и многие ли её понимают?), но затем совершенно обуялась её формами, в особенности столь красивыми и возвышенно-поэтическими, в каковых она представляется в дворцовых архиерейских служениях.

С её тупым, эгоистическим характером и узким мировоззрением, в чаду всей роскоши русского двора, довольно естественно, что она впала всеми фибрами своего «я» в то, что я называю православным язычеством, т.е. поклонение формам без сознания духа — проповедь насилием, а не убеждением: или поклоняйся, или ты мой враг, и против тебя будет мой самодержавный и неограниченный меч; я так думаю, значит, это правда, и правда — моё право. При такой психологии, окружённой низкопоклонными лакеями и интриганами, легко впасть во всякие заблуждения.

На это почве появилась своего рода мистика — Филипп, Серафим[119], гадания, кликуши, «истинно русские» люди. Чем больше неудач, тем больше огорчений, тем более душа ищет забвения, подъёма оптимизма в гадании о будущем. Ведь предсказатели всегда, особенно царям, говорят: потерпи, а потом ты победишь, и все будут у ног твоих, все признают, что только то, что исходит от тебя, есть истина и спасение...

Если бы государь имел волю, то такая жена, как Александра Фёдоровна, была бы соответственная. Она — жена императора, и только. Но несчастье в том, что государь безвольный. Кто может иметь на него прочное и непрерывное влияние? Конечно, только жена. К тому же она красива, с волею, отличная мать семейства. Может быть, она была бы неприятна для царя с волей, но не для нашего царя. В конце концов, она забрала в руки государя. Несомненно, что она его любит, желает ему добра — ведь в его счастии её счастие. Может быть, она была бы хорошею советчицей какого-либо супруга — немецкого князька, но является пагубнейшею советчицею самодержавного владыки Российской империи. Наконец, она приносит несчастье себе, ему и всей России... Подумаешь, от чего зависит империя и жизни десятков, если не сотен миллионов существ, называемых людьми. О том, какое она имеет влияние на государя, приведу следующий факт, несколько раз повторявшийся. Когда после 17 октября государь принимал решения, которые я советовал не принимать, я несколько раз спрашивал Его Величество, кто ему это посоветовал. Государь мне иногда отвечал: «Человек, которому я безусловно верю».