Прилив - [84]

Возможно, Сен-Жан некогда и походил на этот плакат, но двадцатый век обрушился на него и все еще продолжал активно уничтожать остатки былой живописности. Между границей города и первым светофором я миновал с десяток строительных площадок с поднимающимися над ними в голубое небо Средиземноморья клубами пыли. Здесь возникало ощущение стихийности и неконтролируемости, весьма отличное от организованности и управляемости Ла-Рошели. При движении к центру города небо все больше исчезало из поля зрения за высящимися по обе стороны дороги жилыми массивами. Когда же они постепенно сошли на нет, взору открылась курортная Франция в старом стиле. Там находился Старый порт, размером с носовой платок, с магазинчиками сувениров. Была и площадь с пальмами и кафе, и небольшой лабиринт узких улочек, в которых я заблудился, разыскивая почту. Чувствовалась глубокая и небеспричинная ненависть местных жителей Средиземноморского побережья к снимающим квартиры туристам.

В конце концов один старик, демонстрируя свой единственный оставшийся зуб, указал мне почтовое отделение. Приподняв соломенную шляпу, я поблагодарил его, проложил себе путь через толпу немцев из двух автобусов и оказался на почте.

Мужчины и женщины, сидевшие за окошечками, показались мне раздраженными и вялыми. Они вовсе не смахивали на деревенских заведующих почтовыми отделениями с их цветущими лицами, склонных обсуждать привычки и адреса своих клиентов даже с небритыми незнакомцами. Я сунул руки в карманы и принялся изучать плакаты на стенах.

И тут у меня внутри похолодело. Сен-Жан мог почитать себя городом большим и оживленным, но он был таким местом, где для тренированного глаза сухощавые иноземцы с рыжей бородой заметны, подобно автомобилю в плавательном бассейне. По мне заструился пот, и это подействовало охлаждающе.

На одном из плакатов был изображен мужчина за шестьдесят, с сенаторской челкой седых волос, Орехово-загорелым лицом, с тщательно отретушированными фотографом линиями улыбки. Он взирал на клиентов почтового отделения с выражением, умудрившимся соединить в себе пошлость с отеческой заботой. Под плакатом имелся короткий призыв, набранный крупными черными буквами: «Votez-moi maire le 16». Что означало: «Изберите меня мэром в шестнадцатый раз». Поперек правого нижнего угла была оранжевая вставка, на которой было начертано: «Comme toujours!», что означало: «Как всегда!»

— Кто это? — спросил я у женщины, стоявшей в очереди передо мной.

В обеих руках она держала сумки. Женщина выглядела раздраженной и озабоченной. Но, увидев плакат, она улыбнулась.

— Этот? — спросила она. — Наш патрон.

— Как его имя?

Женщина посмотрела на меня как на сумасшедшего.

— Фьюлла.

Она была совершенно права. Человек на плакате был спонсором Тибо и моим благодетелем — господином Фьюлла.

— Следующий! — услышал я голос служащей, сидящей за окошком.

Я стоял, открыв рот. Очередь позади меня загудела. Я вышел на улицу.

Если хотите узнать, где живет мэр, спросите бармена.

Глава 26

Я нашел одного такого, склонившегося над оцинкованной стойкой кафе «Спорт», который, ковыряя в носу, наблюдал за прибытием клиентов. Спросив чашку кофе, я поинтересовался, где находится резиденция господина Фьюлла.

— Патрона? — переспросил он. — Вилла «Окцитан».

— Где это?

Бармен неопределенно указал на запад.

— А что вы от него хотите?

— Мне бы повидать его.

— Если достаточно долго пооколачиваетесь там, он к вам выйдет, — рассмеялся бармен. — И поинтересуется, кто вы такой.

— Что вы имеете в виду?

— Фьюлла владеет городом. Он его построил. Знает здесь всех.

Бармен не выглядел счастливым.

— Это создает вам трудности? — спросил я.

Бармен пожал плечами.

— До приезда в Сен-Жан я жил в республике Франция, а здесь обнаружил, что живу в монархии.

Он поймал взгляд официанта, заказывающего спиртные напитки, и отошел.

Я подумал о Картхистоуне и о дяде Джеймсе. Мне было известно, что такое монархия. Допив кофе, я вышел на площадь, но и здесь ощущал давление взгляда с плаката. Присмотрев комнату в отеле в паре миль от Сен-Жана, я принял там душ и последние боли покинули мои мышцы. Я был возбужден, взвинчен, во рту у меня пересохло. Взяв у портье телефонный справочник, я набрал номер Фьюлла. Ответил его дворецкий. Я спросил:

— Господин Фьюлла все еще в отъезде?

— Нет-нет, — сказал он. — Патрон вернулся.

— Нельзя ли повидаться с ним?

— Его сейчас нет дома. А вечером — званый обед. Но патрон всегда доступен. Может, назначим встречу?

— Не стоит беспокоиться, — сказал я и повесил трубку.

Я провел день в своей комнате и пообедал в тихом уголке ресторана отеля: бифштекс, салат и пара стаканов минеральной воды. Боль окончательно оставила мое тело. Я чувствовал себя готовым ко всему. Вышел на улицу, сел в машину и направился обратно в Сен-Жан.

Над узкими улочками старой части города были развешены гирлянды цветных ламп. Громкоговорители вливали ударные волны диско в каньоны между домами. Публика выпивала в передвижных барах, воздвигнутых на складных столиках. Поглощенные друг другом, люди не глазели по сторонам. Никто не одарил меня взглядом. Я был всего лишь турист.