Прикосновение зла - [53]

– Далеко ещё? – Спросил я, поскольку последние малиновые полосы в небе уже уступили место гранатовому и серому.

Мы шли узкой тропинкой, вьющейся среди молодого соснового леса, и мне стало слегка не по себе. Я знал, что из этих зарослей легко выскочить на ничего не подозревающего путешественника. Другое дело, утешил я себя, что я наверняка услышал бы по крайней мере за нескольких шагов, что кто-то прокладывает себе путь среди ветвей. Разве что только этот кто-то уже поджидал в зарослях...

Инквизиторы не боятся смерти, ибо каждый из нас знает, что после неё предстанет перед наисуровейшим и наисправедливейшим судом Господним. Однако мы являемся столь ценными инструментами в руке Божией, что бессмысленное разбазаривание наших жизней можно счесть великим грехом. Поэтому если мы принимаем меры предосторожности, если мы защищаем нашу жизнь и не пренебрегаем опасностями, мы делаем это не из страха или слабости, а из уважения к нашему Создателю. Я, к сожалению, увлёкся юношеской бравадой, потому что я должен был потерпеть неудобства и переночевать в безопасном городке, а не пробираться через лесные дебри, ведомый незнакомкой. Теперь мне вспомнились слухи о рыскавших в горах и в предгорьях разбойниках, о том, как они смеются над законом и всеми авторитетами, недосягаемые в своих укрытиях среди горных вершин.

– Далеко ещё? – Повторил я, отчасти чувствуя себя как удручённый жизнью осёл, но не мог удержаться.

– К вечеру придём, – ответила девушка. – Вот, сразу за холмом. – Она протянула руку, и когда я посмотрел в указанном направлении, я увидел покрытый лесом пологий склон, уже едва заметный в наступающих сумерках.

А надо было остаться у ручья, с горечью подумалось мне. Что за черт меня дёрнул сначала не воспользоваться чьим-нибудь гостеприимством в городке, а потом ещё, что ещё хуже, променять спокойный привал на лугу на блуждание в глуши.

– Не бойтесь, господин. Меня здесь все знают. Со мной с вами ничего плохого не случится. – В темноте я увидел её улыбку. Улыбка производила впечатление действительно искренней и душевной. Таким образом, она могла быть по-настоящему искренней и сердечной девушкой или же тем, кто использовал искренность и сердечность как маску. Я надеялся, что имею дело с первой вероятностью, не только из-за моей собственной безопасности, но также из-за того, что всякое двоедушие было мне глубоко чуждо.

– Я беспокоюсь не о себе, а о тебе, моя милая, – сказал я. – И о том, чтобы меня не вынудили убить слишком много людей, защищая тебя.

Она захихикала, но я видел, что она довольна.

– Не нужно никого убивать, – ответила она. – Меня здесь все знают.

Ну что ж, высокое мнение этой молодой леди о себе звучало, безусловно, комично, но я сомневался, чтобы жаждущие золота, человеческой жизни и наверняка терзающиеся отсутствием женщин разбойники особенно внимательно её выслушали. Если только это не дочь или сестра какого-то знаменитого юхаса (так, помнится, эти варвары называли лидеров своих банд). А может... – я бросил на неё косой взгляд, – может, она была знахаркой или даже ведьмой? Или, по крайней мере, считалась знахаркой или ведьмой? Тогда, действительно, она могла пользоваться в окрестностях определённым авторитетом, и местные жители, наверное, уважали её мнение во многих вопросах. Например, существовала вероятность, что я услышал бы фразу: «Нет, не убивайте этого человека, он со мной».

– Издалека едете?

– Из Кайзербада. Это на севере, – правдиво пояснил я.

– Хо-хо. Она приостановилась и повернулась в мою сторону. – А вы многое в мире повидали. Ха! – Она улыбнулась и снова двинулась вперёд. – А я здесь живу с детства. И меня даже не тянет что-то изменить. Здесь повсюду хорошие люди... Счастливая жизнь... То, что хорошо, незачем менять, а? Как вы считаете, господин?

– Да, ты совершенно права, моя милая. Хотя, с другой стороны, некоторые говорят, что всегда за холмом луга зеленее, реки синее, а цветы лучше пахнут.

– И-и, мне так не кажется. У нас довольно и зелёного, и синего. И цветы у нас такие чудные, особенно весной. Если бы вы видели, как тогда целые поля покрываются цветением, словно ковром... – я услышал в её голосе нотку мечтательности.

Ну что ж, девушка не поняла мою метафору, но я сам виноват, потому что таким простым натурам не следует бросать слова, напоминающие мозаичные стекла, которые нужно сложить вместе. Здесь мозаика, готовая, должна сама бросаться в глаза.

– Одно я знаю, глядя на тебя, – сказал я. – Нет более красивых девушек, чем в этих горах!

Она снова захихикала, и я снова прочёл в этом хихиканье удовлетворение.

– А что вам во мне нравится? – Кокетливо спросила она.

– Глаза, – ответил я. – У тебя глаза красивые и блестящие, словно горные озера.

– О, глаза, – повторила она и приостановилась. Улыбнулась мне. – Подумал бы кто, что вы обратите внимание именно на глаза.

Хо-хо, однако, она была не так глупа, как я поначалу подумал. Это хорошо. Женщин, способных служить матрацем, в этом мире много. Но найти остроумно или рассудительно говорящий матрас уже не так просто.

– Глаза – зеркало души, – я принял серьёзный тон, но ответил с улыбкой.