Прикосновение зла - [27]

Она глубоко вздохнула.

– Да. Это правда, – сказала она таким тоном, словно я открыл ей какую-то великую тайну. – Но почему Господь решил испытать нас столь жестоким образом? Это знак, мастер Маддердин? – На этот раз её глаза пылали. – Это сигнал, данный мне Богом? Но что он означает? Скажите!

– Опасная это задача, пытаться расшифровать замыслы Творца. – Я мягко положил руку на её ладонь.

– Может, Бог говорит мне: это плохой человек, этот человек достоин смерти, убей его...

Я не люблю людей, которые не слушают хороших и к тому же идущих от чистого сердца советов. Что ж, я понимал, что Элиза Грюнн имела право волноваться. Она только что потеряла мужа и чуть не потеряла своего сына. Люди удивительно тяжело переносят подобный опыт, ибо мало кто, кроме инквизиторов, может похвастаться тем, что Господь закалил их сердца как стальные лезвия мечей.

– Госпожа Элиза, я разберусь в этом деле, но сначала мне нужно задать вам несколько вопросов, так что...

– Где он спрятался? Вы знаете, где он спрятался? Если так, скажите мне немедленно!

Я вздохнул. Я понял, что из разговора с Элизой пока ничего не выйдет. С большим успехом я мог бы обращаться к стене, потому что стена, по крайней мере, не имеет собственных планов и намерений.

– Я оставлю вас ненадолго, – решил я и встал с табурета.

Я поискал зятьёв Грюнна и нашёл их на кухне, где Дитрих прикладывал к повреждённой щеке компресс, сделанный из ломтя сырого мяса.

– До свадьбы заживёт, – бросил я безмятежно.

Старший из братьев Элизы явственно поморщился, но ничего не сказал.

– Как там Лизка? – Спросил он.

– Не слишком разговорчива. – Я покачал головой. – И пока мало чем мне поможет. Но я подумал, что смогу воспользоваться вашим советом, господа. Как людей опытных, рассудительных и внимательных, и при этом искренне преданных сестре и племяннику.

– Именно так и есть, – подытожил мои слова Дитрих, а младший Василий горячо закивал. – Если только мы сможем помочь, то поможем.

Из корзины, лежащей на столе, я взял себе сочное яблоко, обтёр его краем рукава и откусил.

– Чем Бог послал, – язвительно бросил Василий.

– Спасибо вам большое. Скажите, у Эриха были или есть враги?

Дитрих разразился искренним смехом.

– Господин инквизитор, вы живёте в доме человека, который из плебейского состояния выбился в число городских патрициев, который женился на самой красивой девушкой в городе, который захватил мануфактуры и поместья двух самых могущественных своих конкурентов, и вы спрашиваете, имеет ли он врагов?

– Я не знал, что он настолько богат, – буркнул я.

– Он не любит хвастаться богатством, хотя рука у него щедрая, ничего не скажешь.

– А какие чувства вы, господа Вейген, испытываете к шурину?

– Я бы его... – начал младший.

– Молчи, дурак! – Рявкнул Дитрих, после чего повернулся в мою сторону, уже со спокойным лицом. – Теперь мы бы его и в ложке воды утопили, но до этого происшествия... что ж... – Он пожал плечами. – Он был хорошим человеком, что и говорить.

– Ну, вроде какая-то правда в этом есть, – признал Василий, озадаченно протирая челюсть.

– Вы видели, чтобы он вёл себя агрессивно, избивал жену или сына, либо...

– Мастер Маддердин, – прервал меня Дитрих с широкой улыбкой, – он относился к нашей Лизке как к статуе Девы Марии. Чуть ли не молился на неё. А Михаил? Святые в раю не окружены такой любовью. Это человек, который никогда на них даже голоса не повысил.

– Справедливо. Так оно и было. – Василий покивал головой.

– Так скажите, как люди, знающие Грюнна и знающие жизнь, что могло заставить вашего зятя совершить столь безумный поступок?

– Ну, слово «безумный» и есть ответ, – буркнул старший из братьев. – Ведь, как известно, безумие иногда поражает людей, словно молния.

– Словно молния! – Василий вытаращил глаза, подтверждая слова Дитриха.

Конечно, могло быть и так. Не раз и не два я слышал о людях, которые в порыве безумия совершали поступки страшные или жалкие, а потом с ними можно было вполне адекватно разговаривать. Так могло случиться и в этом случае. Только мне трудно было поверить, что помешательству мог поддаться человек с таким рвением и выдержанностью построивший свою жизнь, который, вдобавок ничем не дал понять по себе, что в его разуме скрывается кроха безумия. Кроме того, в его поступках и словах я видел опасное совпадение с поступками и словами Роберта Пляйса. Может, это просто совпадение? Возможно... Но почему двое солидных, спокойных и состоятельных людей практически в одно время приняли решение уничтожить то, что больше всего любили?

* * *

Как мне позже сообщили братья Элизы, госпожа Грюнн только во второй половине дня заставила себя отпустить ребёнка из своих объятий. И то только потому, что малыш начал, наконец, отчаянно плакать, не понимая, почему мать не позволяет ему спуститься с её коленей. Но сразу после того, как жена Эриха отдала своего сына под опеку служанки и братьев, она энергично занялась работой по дому. Прежде всего, в саду я увидел нескольких вооружённых мужчин, и сразу понял, что Элиза наняла охрану, на случай, если мужу захочется вернуться домой. Потом я услышал, как она громко инструктирует слуг, что делать с одеждой её мужа, и из окна увидел, что эта одежда складывается в довольно внушительную кучу. Тогда я решил с ней поговорить.