Прикосновение зла - [29]

В нескольких словах я описал внешний вид Грольшихи. Элиза вяло улыбнулась.

– Думаю, что я запомнила бы кого-то подобного, если ваше описание точно. Я уже говорила вам, что наше счастье для многих было солью в глазу, но этой женщины я даже не припоминаю.

– Ну да. Жаль. Я думал, может, она вам в чём-то завидовала, или её сын...

– Сын? – Подхватила она, подняв глаза. – Вы ничего не говорили о сыне.

– Это её ублюдок. Я даже не знаю, как он выглядит. Эсмеральда Пляйс обвинила его в том, что он украл серебро, но это, вероятно, неправда.

– Вы хотя бы знаете, как его зовут?

Я покачал головой, поскольку не знал причин, по которым меня могло бы заинтересовать имя какого-то щенка.

– А то был один парень, который постоянно крутится возле нашего дома, – сказала Элиза, нахмурившись. – Я приказала его прогнать, может, неделю назад...

– И по какой причине, могу я узнать?

– Мы живём в жестоком мире, мастер Маддердин, не так ли? В мире, где люди делают друг другу зло, иногда превышающее понимание многих из нас. Но нет никаких причин, чтобы мы давали волю худшим инстинктам или допускали подобное поведение у других.

– Признаться, я не совсем понимаю, куда вы клоните, – заметил я.

– Я поймала этого парня, когда он мучил голубя и показывал это Михасю, – объяснила она и сердито поджала губы. – А я собираюсь воспитывать сына в уважении к божьим созданиям. Достаточно уже того, что мы убиваем их, чтобы поесть и одеться, мы не должны делать этого ради злой забавы.

– Согласен с вами до последнего слова, – сказал я искренне, ибо тоже не думал, что бесцельное мучение живых существ может кому-либо принести славу или пользу.

– Я приказала всыпать ему ремня, чтобы он почувствовал страдания на собственной шкуре, – добавила она. – Но, знаете, ничего страшного, Боже упаси – тут же оговорилась она и посмотрела на меня столь испуганным взглядом, словно я собирался осудить её за то, что она наказала чужого ребёнка.

– Я так понимаю, что он ушёл на своих ногах?

– Мастер Маддердин! Не только ушёл, а убежал вприпрыжку! И у него было достаточно сил, чтобы проклинать меня такими словами, каких я не слышала даже от рабочих моего мужа.

– То, что вы говорите, очень интересно. Очень.

Может, я, наконец, нашёл в моём расследовании точку соприкосновения?! Если мальчик, мучавший голубя, был сыном Марии Грольш, это означало, что и Пляйсы, и Грюнны плохо с ним обошлись. Эсмеральда Пляйс несправедливо обвинила в краже серебра, а Элиза Грюнн приказала высечь ремнём. Прохвост, по всей вероятности, пожаловался матери. А мать? Что сделала тогда мать? Смогла ли она сама сотворить мощное заклинание, или пошла к кому-то, кто помог ей в этом гнусном намерении? Если да, то к кому?

– Моему ребёнку всё ещё что-то угрожает? – Спросила Элиза и громко проглотила слюну. – Скажите честно, умоляю вас!

– Не думаю, – ответил я по размышлении. – Вас уже наказали, госпожа Грюнн, и я надеюсь, что вашего обидчика это наказание удовлетворит. Во-первых, вы натерпелись страха, во-вторых, вы потеряли мужа, ваш Михаил отца, а ваш муж любимую жену и любимого сына. Короче говоря: ваше счастье исчезло в один момент. Осмелюсь полагать, что на этом дело закончится.

Только сейчас я заметил, что глаза моей хозяйки наполнились слезами. Что ж, слишком поздно я понял, что слова, которые я произнёс, были как минимум жестокими. Но не буду скрывать, что при этом правдивыми. Я взял её ладонь в свои руки.

– Всё ещё может повернуться к лучшему, – сказал я, надеясь, что мои скромные пожелания окажутся правдой. – Вот увидите.

* * *

Мы, инквизиторы, обладаем огромной властью. Мы можем арестовывать и допрашивать людей, отправлять их на пытки или смерть, если мы посчитаем это нужным. Ба, не раз и не два служители Святого Официума в случае необходимости принимали власть над целыми городами, подчиняя себе муниципальные советы на то время, которое понадобится для выполнения задачи. Но за всё это в определённый момент приходит час расплаты, и наши руководители суровым взглядом смотрят на ошибки, явные нарушения духа закона или корыстолюбие. Мне, однако, не пришлось всерьёз задаваться вопросом, есть ли у меня достаточно веские доказательства, чтобы арестовать Марию Грольш и начать допрос. В конце концов, она была простой женщиной, не имеющей высокопоставленных друзей и денег, а также не пользующейся особой симпатией у соседей. Я мог бы подвергнуть её пыткам, на которых узнал бы всё, о чём только можно мечтать. Я был уверен, что она в красках расскажет мне о шабашах, на которые она летала верхом на чёрном козле, об ужасающих сексуальных оргиях, на которых она отдавалась не только людям обоих полов, но и рогатому и безрогому скоту, а также о принесении в жертву детей и некрещёных младенцев. Всё это я узнал бы, поскольку подавляющее большинство обвиняемых принимаются выдумывать чрезвычайно занимательные истории, когда увидят раскалённые зубила, клещи и тиски. Но меня интересовали не сказки, а правда. Я собирался раскрыть реальные причины двух тревожных событий, которые имели место в городе Виттлих, и убедиться, что подобные драмы никогда не произойдут вновь. В конце концов, я был пастушьим псом, а они, обычные люди, составляли стадо, за которым я и должен был, и хотел присматривать.