Приключения в Гран-Чако - [28]

— Почему мы сидим в темноте? У Каран есть фонарь. Попробуем зажечь его!

— Я знаю про него, — кричал в ответ управляющий, во он у него в сундуке. Кто мог знать, что такое случится? Конечно, он оставил бы его нам, но мы не догадались спросить.

— На мою ответственность! — предложил маленький охотник. Карай не отказал бы в такое время дать ее даже своему врагу. Нужно посмотреть, не повреждена ли шкура, и перевязать раны. Ведите меня к его сундуку.

Оба итальянца ползли по земле, ощупывая вокруг себя, опасаясь, как бы не задеть кого-нибудь. Никого нельзя было предупредить о своем приближении, потому что вверху беспрестанно гремел гром.

Наконец, они очутились у сундука, приподняли крышку и нащупали фонарь, который лежал сверху, словно сам охотник приготовил его для них.

Управляющий взял его в руки и встряхнул.

— Он полон, налит до краев. Но как его зажечь?

— Давайте сюда все плащи! — прокричал ему прямо в ухо Нене.

Снова надо было ползти по земле от одного к другому и после долгих объяснений снимать с них пончо, в которые все кутались. Наконец, несколько плащей было наброшено на охотника, щели, сквозь которые проникал ветер, были заткнуты, и после нескольких напрасных попыток вспыхнул свет.

Все облегченно вздохнули; Нене поспешил осветить шкуру и внимательно ее исследовал. На лице у него можно было видеть радость, когда он обнаружил, что она не повреждена и лишь кое-где вымазана в грязи. Только после этого он принялся осматривать свои ссадины и раны, из которых текла кровь, ворча при этом:

— Я умер бы от стыда! Позволить ветру унести шкуру Меченого! После этого я не смог бы смотреть Карай в глаза.

Вой ветра умолк, но удары грома, сливавшиеся в один сплошной грохот, заставляли людей вздрагивать. Воздух в помещении был неподвижен, и лампа, которую Нене подвесил под потолком, уже не раскачивалась. Когда на мгновение удары грома прекратились, можно было ясно расслышать удары волн о берег где-то внизу и непонятный, неописуемый шум над головой.

— Циклон поднялся над нами, — объяснил Нене. — Слышно, как он трется о верхние слои воздуха. Но он еще вернется и покажет, на что способен. Мне кажется, это только передышка. Хоть на минуту отдохнем от этой проклятой бури.

И, правда, грохот грома становился все тише, удары доносились откуда-то издали и, наконец, совсем смолкли. Лишь странный, непрерывный свист, который издает работающая вхолостую дисковая пила, и плеск волн напоминали, что это не обычная ночь.

Можно было разговаривать. Каждый хотел поделиться с другими пережитым ужасом. До этого все были предоставлены сами себе. Джакомо неподвижно лежал в гамаке, но не спал. Глаза у него были закрыты, и он размышлял об охотнике. Он удивлялся в душе, что никто не вспомнил о нем. Словно угадав его мысли, донья Долорес уложила Джусепиту и подошла к свету. Она первая вспомнила об охотнике:

— Бедный Карай Пуку, где он сейчас?

— Если он жив, значит родился под счастливой звездой, — отвечал Нене. Будь это кто-нибудь другой, я бы не надеялся больше увидеть его, но ему везет во всем и все рады ему.

— Еще бы, — подхватила донья Долорес, — кто может ему быть не рад? Я никогда не забуду, как он пришел сюда, чтобы защищать моих детей.

— Я с вами согласен, — отвечал ей Нене, — но не думайте, что ваши дети единственные, которым он спас жизнь. Я вместе с пятью моими достаточно опытными товарищами тоже благодарен ему за то, что остался жив. Он всегда появляется там, где он нужен, и появляется вовремя. Конечно, жалко, что эта шкура принадлежит не мне, но очень вероятно, что если бы он не выследил Меченого раньше, чем я, мне не пришлось бы быть сейчас здесь, а кости моих собак растаскали бы коршуны. Я горжусь своими собаками, но ради него я отказался бы от них. Если на этот раз счастье ему изменило, то он виноват только в том, что взял с собой того пустомелю. Я встретил его на краю Соленой пустыни, когда сам я отдыхал, прежде чем выйти из нее. Знаете, там, на краю, где есть маленький островок зелени? Я лежал под пальмой, когда он подошел ко мне, неслышно как привидение, так что даже собаки не проснулись. Наверное, у него какой-то талисман. Когда он шел среди них, они не лаяли на него. Я сам испугался. Едва его узнал. Он был разрисован как индеец-тумраг, а с теми не очень-то приятно встречаться. Он у них считается своим. Черт его знает, как он со всеми ладит! Возьмет в руки змею, гремучую змею, она у него становится смирной, как угорь. Все рассмотрит, со всеми поговорит, словно может понимать язык зверей. Если бы не Джованни, вряд ли он согласился бы посидеть со мной, и тогда я бы не смог узнать, где поблизости находятся люди и где можно укрыться во время бури. Он очень спешил. Уверял меня, что к вечеру должен вернуться, и поэтому у него не было времени долго отдыхать. Рассказывал, что с ним спутник, которого он решил проучить. Я был очень любопытен, но этот спутник заставил ждать себя около часа, пока, прихрамывая, не нагнал нас; индейцы несли его куртку и башмаки. Карай оставил ему всех своих индейцев, а сам пошел дальше. Я предлагал Джованни вернуться вместе со мной, мне было жалко его, но он почему-то не захотел бросить Карай. Он не верил, когда я говорил ему, что самое худшее впереди, что путь через пустыню в три раза длиннее, чем с того места до реки. Он говорил, что хуже не может быть и что если он погибнет в пустыне, то пусть я передам вам его последний привет. Когда Карай снова двинулся в путь, он посидел немного со мной и я видел, что он очень хочет вернуться, но я не стал его уговаривать, потому что, по правде говоря, мне не хотелось возиться с ним. Если бы он пошел со мной, мне пришлось бы этой ночью сидеть где-нибудь в лесу, а не здесь…