Приключения Трупа - [11]

Шрифт
Интервал

Так неуместна география островов, вычерченных с позолотой на карте вычерпанного болота.

Но детали — пустяк, а не печать на фото: их надо отличать от законных устоев и больших расчетов.

Иначе — не пересказать эскапады, взгляды и заботы утраченного героя исступленной охоты.

2.

Кто о чем, а угрюмый Труп с детства думал о том, что с ним будет потом: люди уйдут без наследства, как дым в раструб, или, как солнечный зайчик, с огнем оживут.

Днем беспомощный мальчик бередил пыл на воле, а ночами жил мечтами о лучшей доле: устало пучил глазки и читал до дыр сказки.

Сначала узнал, что мир — бесконечен, а люди мрут — от простуд. Загадал, что и сам будет вечен, а уют дают за труд: по утрам убегал для зарядки в спортзал и, как смелый герой, без оглядки закалял тело игрой в прятки.

Но вот страницы книжки стали лосниться, а переплет расклевали птицы. И от печали мальчишка обхватил рукой темя: старье — гниет, а свое берет — время. Глухо запукал от звука часов и поразил клюквой железный засов.

И бил со всех сил, пока не натрудил плечи.

А у замка — ни прорех, ни трещин, ни течи.

Отступил и извлек полезный урок чисел: вещи крепче — из металла, а срок зависел — от материала.

Отсюда заключил: для продолжения века надо перевернуть суть человека. Груда костей — не преграда для движения, толчка и удара. Но можно втихую натянуть на кожу стальную рогожу! И скорей, пока не старый!

И стал с натугой гнуть кольчугу.

Теперь смотрел на дверь без скуки. Ждал чар от науки. Верил, что передел начал — безмерен, и искал под основы другую природу: живую воду, целебный отвар, волшебный эликсир, палочку-выручалочку для людского племени и машину времени, доставляющую желающих на чужбину — в вечный эфир и бесконечный мир.

Но протекали, как воды, годы и шептали: «Едва ли».

3.

И вдруг умер старый дед.

Напоследок предок обеззубел, но образумил:

— Эксперимент — безумен. Бубен — ударный инструмент, а загублен. Надежд, внук, недаром нет.

И изрек впрок завет:

— Думы за горами — сеть, смерть за плечами — твердь. От мозгов — невроз, от дураков — навоз. Живешь — арбу прешь, помрешь — на горбу уснешь. От нош — воз, от гроз — газ, от нас — вошь. Приговор — не орлий вздор: кабы прежде навсегда не мёрли, нас бы туда невежды не допёрли. Вечно, без конца, будет жить нечеловечья прыть: люди без лица.

Ребяческие угадайки исчезли немедля, как муть, а старческие байки пролезли — в суть. Дед обозначил след лукавее — точно морочил тоской: начал за здравие, кончил — за упокой. И выходило на вид веселее мыла, что скользило и потело на столе: живее человека тело старика — по земле бежит с полвека, а в земле пролежит — векА.

Три дня и три ночи не смыкал глаз внук:

— Смотри, не смотри вокруг, а шанс для меня очень мал. Час рос, а стал — грош, а от слез — невтерпеж. Умирать — не хочу, а врачу — не сказать. Вопрос — не пустяк: как выживать?

В кровать мальчишка лег не спать, не в игрушки играть, не книжки читать, а рвать: платок — на полосы, на макушке — волосы. Не смели и поднять с постели.

А за окном — канительный, смертельный дурдом.

Свинья и кочет три дня и три ночи, от зари до зари, плачем исходили — жмых рыли. На поминки приговорили их за прелести к подаче на стол для разминки челюстей, и столб стоял от пыли, как вал в шторм и кол на могиле.

Чахлый мальчик сжал пальчик меж губ и огорченно пробормотал, как пнул дряхлый дуб:

— Обреченная скотина — не животина. Ей милей кручина.

Перекочевал на стул и — уснул.

Отнесли пониже, на пол, а он сквозь сон ляпнул:

— Час от часу — к концу ближе. Брось у земли! Не к лицу почести. Задержать время — не для нас бремя. Не переключишь вспять — лучше спать и не видать.

Но очнулся — крутанулся, как вертел:

— К врачу — не хочу. Пульса — не мерьте!

И с тех пор укротить смех, задор и прыть не могли и по смерти.

4.

Пока был юн, разносил пыл и флирт, как вьюн, дотошный и настырный. Говорил, что ловил за бока жистуху. Нарочно нюхал спирт нашатырный — для бодрости. Будто мало перепадало бунта молодости.

Способностей проявил — горы, но — не пустил в разборы: когда учился числам, сообщил, что рассчитал начало всех начал, но успех затаил, как ротозей — провал.

Уроки пропускал и чертил закорючки, но для мороки задавал взбучки: друзей подводил — с яслей, начальства часто не замечал, а учителей честил кислыми и нечистыми не руку. Не подарок был!

Недаром и сто правил ни во что не ставил.

Истину представил верой, веру — мистикой, мистику — химерой, химеру — эквилибристикой, эквилибристику — манерой, а манеру — рвотной рутиной, болотной тиной, потной серой стервой и чрезмерной спермой. Ну а меру сравнил с авторучкой без чернил и икотой без счета.

В конце учебы учинил при народе что-то в роде погрома и со злобой на лице соскочил в обрыв, не получив диплома.

Потом говорили тайком, что он не воплотил усилий, но был рожден для науки и от скуки сочинил закон и даже открыл частицу, которая бродяжит, как скорая колесница, от живого к мертвому и от мертвого к живому, но сурово закрыл ее, чтоб не попала, как жало, в лоб к другому:

— Свое, — объяснил, — открыл не чужому! От спертого к незатертому путь протянуть — не любому!


Рекомендуем почитать
Медсестра

Николай Степанченко.


Вписка как она есть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Голубь и Мальчик

«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».


Бузиненыш

Маленький комментарий. Около года назад одна из учениц Лейкина — Маша Ордынская, писавшая доселе исключительно в рифму, побывала в Москве на фестивале малой прозы (в качестве зрителя). Очевидец (С.Криницын) рассказывает, что из зала она вышла с несколько странным выражением лица и с фразой: «Я что ли так не могу?..» А через пару дней принесла в подоле рассказик. Этот самый.


Сучья кровь

Повесть лауреата Независимой литературной премии «Дебют» С. Красильникова в номинации «Крупная проза» за 2008 г.


Персидские новеллы и другие рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.