Приключения среди муравьев. Путешествие по земному шару с триллионами суперорганизмов - [123]

Тем не менее, хотя понерины вроде Diacamma могут быть обильны и успешны, соседи по гнезду большинства видов муравьев ведут менее сварливую жизнь. Мы пока не знаем, важно ли единодушие для муравьев, чтобы развивать крупномасштабные сообщества. Вместо этого может случиться так, что работник вряд ли получит хоть какую-то выгоду от конфликта в большом обществе, а социальные разногласия почти исчезнут, со временем придя на смену решениям отдельных особей. В конце концов, когда рабочая особь – всего лишь одна из тысяч, каковы шансы на то, что она станет самкой? Также может быть, что в больших семьях существует подрывное поведение, но его труднее распознать человеческим наблюдателям. Например, рабочие некоторых видов, хотя никогда не спаривались, могут тайком откладывать неоплодотворенные яйца, из которых развиваются муравьи-самцы[627].

Несмотря на разлад в рядах и простую организацию, даже семью понерин можно рассматривать как сверхорганизм. Мы видели, что, хотя организмы и могут выглядеть как гармоничные существа, конфликт тем не менее может быть частью любого здорового тела. И хотя наиболее знакомые нам живые существа сложны, есть и простые организмы без разделения труда или сложных коммуникаций; судя по Eudorina elegans, чьи клетки живут и умирают как единое поколение, даже явное отделение репродуктивных обязанностей не всегда абсолютно требуемо. А вот что у организмов все же есть общего со всеми семьями муравьев, так это взаимосвязь частей и целого: ни один муравей, даже рабочая понерина, гонимая своими собратьями по гнезду, не имеет возможности встать и уйти. Эта нерушимая сила их общей групповой идентичности делает семьи всех видов муравьев сверхорганизмами[628].

Тем не менее муравей-мародер, некоторые муравьи-кочевники и аргентинский муравей (и, возможно, некоторые другие инвазивные виды) представляют собой явные вершины биологии сверхорганизмов, демонстрируя наибольшие параллели с обычными организмами. Этим видам недостает разносторонних социальных связей муравьев-портных и сложных организационных навыков муравьев-листорезов, но так же обстоит дело и у клеток таких простых организмов, как Eudorina elegans и Volvox. А вот что у них сильно проявляется, так это интеграция, при которой отдельный муравей как основная субъединица сверхорганизма демонстрирует минимальную степень автономии. Он не способен обучиться многому сам по себе и никогда не отходит дальше пары дюймов от своих сородичей. Но скоординированные успехи всей семьи примечательны. Несмотря на то что кочевники не строят постоянных гнезд, а просто отдыхают, сбившись в клубок, часто открытый всем стихиям, коллективное тело сцепившихся рабочих так же хорошо отрегулировано и гомеостатично, как тело теплокровного млекопитающего. У одного вида метаболизм и пространственное распределение рабочих поддерживают температуру внутри семьи около 28,6 °C[629].

Семьи муравьев-кочевников также очень медленно воспроизводятся, сильно вкладываясь в одно большое потомство за раз; это гарантирует, что семьи так же хорошо сформированы с самого начала, как новорожденное млекопитающее[630]. Муравьям-кочевникам даже удается отказаться от инфраструктуры, которая удерживает большинство крупных сообществ на месте, и бродить по своему ареалу с ловкостью, необычной для такой огромной социальной группы. В результате своей сплоченности эти муравьи наиболее близки к достижению того, что бельгийский поэт Морис Метерлинк описывал как «скрытая власть, в высшей степени мудрая». О медоносной пчеле, виде, достигшем сходного уровня координации, Метерлинк спрашивал в 1901 году: «“Дух улья”? Где он, в ком он воплощается?»

Здесь с нашими пчелами происходит то же, что и с большинством вещей этого мира; мы наблюдаем несколько их привычек и говорим: они делают то-то, работают так-то, их самки рождаются таким-то образом, их работницы остаются девственными, они роятся в такое-то время. Мы думаем, что знаем их, и не спрашиваем больше… Мы видим, как они спешат от цветка к цветку; мы наблюдаем трепетную суету улья; их существование кажется нам очень простым и ограниченным… Но стоит только вглядеться ближе и постараться дать себе отчет – и перед нами предстанет ужасающая сложность самых естественных явлений, загадка разума, воли, судеб, целей, средств и причин, непостижимая организация малейшего акта жизни [631][632].

Загадки Метерлинка возникают одновременно более простыми и универсальными способами, чем он мог вообразить. Недавние исследования в области естественных и гуманитарных наук на самом деле доказывают, что общие черты между семьями, городами, организмами и формами сознания имеют глубокие корни, при этом принципы и ограничения действуют одинаково, независимо от того, смотрим ли мы на клетку, мозг, тело или сверхорганизм[633]. На каждом уровне система демонстрирует личную идентичность и обособленность от посторонних. Каждая система требует средств для распределения энергии, питательных веществ и информации, а также удаления отходов.

Меня больше всего волнуют неожиданные идеи, которые появляются в результате сравнений между этими различными уровнями организации. При изучении муравьев наше понимание до сих пор ограничивалось визуальной отличимостью отдельных рабочих: представьте себе попытку охватить целостность человека и ошеломиться видом нейронов и кровяных клеток. Я ожидаю, что метафора сверхорганизма проникнет в биологические, общественные и информационные науки и обогатит их. Чтобы это произошло, необходимо сначала понять основные функции муравьиной семьи так же, как врач понимает человеческое тело: его метаболизм и массу, его анатомию и внутреннюю интеграцию, его рост и развитие, его способность к воспроизводству, его чувствительность к раздражителям, его физиологическую стабильность и механизмы самовосстановления, его способность отличать себя от других, а также его способность двигаться и исследовать, достигать целей, собирать питательные вещества, общаться с другими и адаптироваться к изменяющемуся миру.