Приключения Шоубиза - [27]

Правда, таких «суперветеранов сцены» я могу пересчитать по пальцам одной руки. Другие кандидаты в этот список не вошли, хотя претензии были. Видимо, Его Величество Шоу-бизнес сам выбирает своих королей и королев. А уж права назначать себе наследников монарха еще никто не лишал.

Мне это было непонятно, но я принимал это как данность. Как геометрическую аксиому, не требующую доказательств. Просто был такой порядок вещей.

Бабушка и внук наслаждались пищей и отсутствием навязчивых поклонников. Они, наконец, заметили меня и вежливо со мной раскланялись. Еще бы! Я же был из породы кормильцев, а это мы с вами уже обсуждали.

Покончив с обедом, я достал кошелек и бесподобный мэтр тут же лично принял у меня из рук деньги и понесся к кассе, узнавать, сколько я ему в этот раз оставлю на чай.

Я по стародавней привычке приблизительно подсчитывал стоимость моего обеда еще в момент заказа. Я делал это машинально, Эта привычка осталась от тех времен, когда я точно знал, сколько денег лежит в моем кошельке и, чтобы не превысить баланс, втайне от официанта прикидывал, чем я сегодня могу себя побаловать. Это было очень удобно, и даже когда необходимость в такой точности стала уже не актуальной, я все же решил сохранить эту полезную привычку.

Таким образом, я всегда с точностью до ста рублей знал, на какую сумму я сегодня оставлю радости для расторопного метра. Метр, как обычно, возвратился с чеком и без сдачи. По нашему негласному уговору — что с воза упало, то пропало в его бездонном кармане.

Еще раз раскланявшись со «звездным дуэтом» — скорее из вежливости, чем на всякий случай, я отправился немного побродить. Обожаю бесцельно шляться по улицам после хорошего обеда. Это обычно настраивает меня на рабочий лад.

Я снова включил телефон, и он радостно запищал, призывая меня начать работу. Но, услышав этот настойчивый призыв, я понял, что сегодня совершенно не готов приступить к работе. Я с отвращением смотрел на весело светящийся голубым светом экран мобильника и, поразмышляв минуты две, выключил его, даже не глянув, кто звонил. Может быть, подсознание еще не избавилось от страха, что могут позвонить «те». Кто «те» я понятия не имел, но на всякий случай решил больше не портить сегодня себе настроение.

Вид московских улиц призывает в мою душу умиротворение. Я люблю эти улицы. Люблю просто так, бескорыстно. Просто потому, что здесь приятно гулять. Меня не смущает валящая на меня и от меня толпа, которая, если быть неосторожным, закружит тебя, затянет в свой бешеный водоворот, обольет своими суетными мыслями, заляпает криками и недоброжелательными шорохами, подозрительностью и еще черт знает чем, неприятным, изматывающим и высасывающим последние жизненные соки из неосмотрительного прохожего. Я научился пропускать всю эту круговерть мимо себя. Я уходил в себя, как в кокон, и выпускал наружу только одно малюсенькое чувство-щупальце, эдакую крошечную смесь обоняния, осязания и зрения. С помощью его я спокойно расхаживал по Москве, ничего не опасаясь, не натыкаясь на прохожих и не смешиваясь с ними. Мне было хорошо в моем коконе. Я мог допустить сюда только то, что сам хотел. Ни один звук, ни один жест или взгляд не могли проникнуть сюда без моего ведома. И я наслаждался этим одиночеством, находясь среди самой буйной, беспокойной и нечистой во всех отношениях толпы, которую только можно себе представить.

И вдруг в мое сознание, перечеркивая все мои благодушные теории, ворвался навязчивый противный звук, издаваемый автомобильным клаксоном. Я выпал из нежной сладкой полудремы прямо в действительность вечереющего московского дня. Недалеко от меня остановился лиловый «Бентли» и оттуда после резкого гудящего звука клаксона послышался радостный мат. Я узнал и автомобиль, и мат, и смиренно вздохнул. В моем теперешнем блаженном состоянии я мог вынести даже его — это был мой злополучный «звездун».

— Шоубиз, дружище, как я рад тебя видеть! — орал он на весь бульвар как ни в чем не бывало, выползая из лилового «Бентли».

— И я рад, — пробормотал я себе под нос.

Через минуту мы сидели на деревянной скамейке, которыми густо утыканы все бульвары всех городов планеты Земля, и мирно беседовали.

— Ты извини, я тут слегка накосячил, — он одновременно стремился сохранить гордую осанку и склонить повинную голову, которую, по легенде, не сечет ни один меч, и у него это получалось. Я молчал. Он снизу вверх заглянул в мои глаза и стал торопливо оправдываться. — Понимаешь, я вчера опять с женой поцапался. Даже сам не помню, из-за чего. Так, ерунда какая-то! И такая тоска на меня напала. Вот и сорвался. Сам не знаю, как это вышло, — виновато гнусавил «звездун», заглядывая мне в глаза, словно нашкодивший щенок. — Ты не представляешь, как она меня достала своим нытьем. Все вечно не так, я не туда положил носки, я не убрал посуду. Если бы ты знал, какой отвратительный кофе она варит по утрам! А ее вечные жалобы на погоду, на головную боль. Мигрень у ее мопса, понос у попугая… Я сойду с ума!

— Разведись, — спокойно сказал я.

— С ума сошел, — оторопел «звездун». Поток его красноречия заткнулся, словно натолкнувшись на невидимую преграду.