Приключения первого бессмертного человека на Земле - [11]

Зато внутри замка всегда было прохладно. По залам и переходам бродили лёгкие сквознячки, и теперь отец тревожился, как бы меня не продуло.

Приближался срок не только менять раствор в браслете, но и менять сам браслет. Я ведь рос. Какие только материалы не испытывал под своим прессом отец, не получалось, чтобы браслет сделался небьющимся и одновременно пропускал сквозь кожу раствор. А заказать браслет специалистам отец не мог, так как боялся, чтобы не раскрылась наша тайна.

За мою жизнь, пока я взрослел, браслеты заменялись не раз – всё большего диаметра. Даже странно, что я ни одного не разбил.

Когда я был поменьше, присмотр Ольги Николаевны мне не очень мешал. Хотя она всегда беспокоилась, чтобы я, ловя рыбу, ненароком не свалился в воду, не уколол палец о крючок, и каждый раз, глядя на попавшуюся мне плотвичку или пескарика, печально качала головой. Это отравляет удовольствие. Особенно, если сам чувствуешь мучения вытащенной из воды рыбёшки…

«Тётя Оля, — сказал я ей однажды, — вы же читали мне Библию, где Бог говорит, что всё на Земле – звери, птицы и рыбы созданы для человека, для того, чтобы ему было, что есть. Почему же вы сердитесь? Вы же сами подарили мне удочку.»

Она лишь вздохнула. А потом почему‑то рассказала историю индийского принца Гаутамы, которого отец всю юность держал во дворце и прекрасном парке с высокими стенами. А когда парень вырос и вышел из этой прекрасной тюрьмы, он впервые узнал, что в мире существуют болезни, страдания и смерть. Стал ходить по каким‑то горам, беседовать в каких‑то пещерах с какими‑то обросшими космами мудрецами–отшельниками, просить, чтобы они объяснили, как это так получается и как от всего этого избавиться. Но, видно, мудрецы ничего толком ему объяснить не смогли. Тогда он сам стал всё время об этом думать и додумался до того, что не надо ничего хотеть, ничего желать. И его назвали Буддой.

Это было задолго до того, как Христос воплотился на земле.

Сколько я помню, Ольге Николаевне было очень жаль этого прекрасного принца Гаутаму Будду. А мне было жалко моих плескавшихся в пластмассовом ведёрке рыбёшек. И себя. Потому что летом мне ничего больше не оставалось, кроме как иногда половить рыбу. Даже велосипеда у меня не было. Отец боялся, что я с него упаду и разобью браслет.

От всей этой жизни и походка моя стала не как у людей. Осторожная. Или, как говорит отец, «плавающая походка».

Там, под Москвой, я и представить себе не мог, что буду, как этот самый Гаутама, жить за оградой в кастелло, окружённом прекрасным парком. Не знаю, кто охранял там принца в его дворце и саду. Наверное, стражники с мечами и луками. А у нас кроме двух следящих устройств на вершине ворот вскоре после того, как отец прочёл в газете о появлении в Италии Джангозина, появилось ещё четыре – на четырёх башнях замка.

Или это он усилил слежку за мной?

Об этом я спросил отца, когда рано утром, натощак, сидел перед ним в лаборатории с обнажённой рукой и смотрел, как он, прежде чем надеть мне новый браслет, берёт шприцем из вены кровь на очередной анализ.

— Первое, о чём я подумал, увидев тебя с Микеле через окно кафе, что было бы со мной, если бы я вернулся из города, и не застал тебя ни в замке, ни в парке? Я бы умер… Но дополнительные камеры поставлены не для того, чтобы ежеминутно держать тебя в поле зрения. — Он поставил полную крови пробирку в штатив и туго обмотал сгиб моей руки бинтом. — Ты теперь большой, семнадцатый год. Имей в виду, на кон поставлены такие деньги, каких нет в годовых бюджетах иных стран. Помнишь, как Джангозин пытался вступить в контакт с тобой и Ольгой Николаевной возле церкви? Позже он через своих людей выследил меня на базаре у станции Пушкино, отвёл в сторону, попытался усадить в свой «мерседес». Уговаривал открыть совместную частную клинику для детей сильных мира сего. Мол, каждому президенту, каждому олигарху, нефте- или нарко–барону захочется, чтобы его чадо стало бессмертным. Не пожалеют никаких богатств. Говорил, что я – гений, что мы вместе займёмся самым прибыльным в мире бизнесом, создадим новую расу бессмертных… Его, этого неудачника, просто трясло от жажды славы, жадности.

— А ты? Что ты ему ответил?

— Послал к чёрту! Может быть и хорошо, что после публикации в «Сайенс генетикс» научная братия надсмеялась надо мной, отвергла… Какая бы свара началась, какая драка за место в очереди на обретение бессмертия!

— Так ты ему и сказал?

— Купил мясо для супа, фрукты для тебя, кислую капусту, мочёные яблоки для Ольги Николаевны, помню, тогда был пост, а его послал к чёрту и пошёл с базара к автобусной остановке.

— А он?

— Крикнул вслед: «Мы ещё встретимся!»

Вскоре после этого отец созвонился с Микеле и стал спешно подготавливать наш отъезд.

Отец разбил мой прежний браслет и, прежде чем надеть новый, осмотрел след на запястьи – коричневатый ободок на коже. Протёр его спиртом. Потом надел новый браслет с раствором. Такой же полупрозрачный из зеленоватого стеклопластика.

Поцеловал в макушку, сказал:

— Смотри! А ведь ты дорос до меня!

Отец невысокого роста. С длинными нестриженными волосами, отпустил здесь седые усы и бородку. Там, в России его хоть иногда стригла Ольга Николаевна.