Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов - [4]
Л. Арагон и Э. Триоле (слева). Фотография 1930-х. Анархист, имморалист и сюрреалист, авторитетная фигура французской левой интеллигенции, Арагон в 1927 г. становится членом Компартии, в 1930-м посещает СССР, издав вскоре просоветскую поэму «Красный фронт», наполненную ненавистью к буржуазной Франции
Надежды на коммунистическое обновление мира питали многие американские писатели-социалисты — современники Каммингса. Одним из первых воодушевленных откликов на события Октября был отзыв Линкольна Стеффенса, который, посетив Россию в 1919 году, по возвращении с энтузиазмом писал: «Я видел будущее, и оно работает». За ним последовали другие писатели, заразившиеся желанием воочию увидеть страну «работающего будущего» — Э. Синклер, Дж. Рид; а Т. Драйзер пишет целую книгу о своих впечатлениях от новой России: «Драйзер смотрит на Россию» (1928). Настроения путешественников из США были самые оптимистические. Как отмечает А. М. Зверев, «никогда прежде тяготение к социализму не было таким сильным, а мечты о революции — такими настойчивыми. Советская Россия год от года приковывала внимание все более властно. Свет исходил оттуда, и пробуждалась надежда»[9]. Друг Каммингса Дос Пассос описал в своих «Русских дневниках» советскую революцию как исход из порочного круга капитализма с его культом богатства и личной собственности. После таких восторгов Каммингсу не пришлось долго думать, куда отправиться в путешествие за пределы увядающего Запада.
И. Эренбург с камерой Leica II с угловым визиром. Фотография работы Эль Лисицкого, сделана для книги «Мой Париж». 1932
Итак, после увещеваний своих парижских друзей, заинтригованный рассказами о «советской мечте» четы Арагона-Триоле, Ильи Эренбурга, а также живших в Париже Михаила Ларионова и Натальи Гончаровой, Каммингс в одиночку садится на поезд Париж-Москва 10 мая 1931 года. Перед поездкой парижские газеты сообщали, что «писатель и художник Каммингс» учит русский язык и ожидает визы в Советскую Россию. С собой в поезд он берет печатную машинку и подарки для Лили Брик от ее сестры Эльзы — журналы, галстуки и духи. В его чемодане также лежит рукопись новой поэмы Луи Арагона «Красный фронт», которую Каммингс обязался перевести на английский. Скандал с публикацией этого агитационного опуса еще впереди, а пока — «поезд летит в чудесное завтра» и американский пилигрим мчится на «красном экспрессе» к станции СССР.
М. Литвак. Транссибирский Экспресс. Интурист. Москва. Отель Метрополь. Рекламный плакат. 1930
Вооружившись записной книжкой и печатной машинкой, Каммингс начинает вести дневник, тщательно фиксируя свои передвижения и впечатления от въезда в «советскую Мекку». Миновав Германию и Польшу, 11 мая его поезд пересекает границу России на станции Негорелое. Пересечение границы многими приезжающими сюда интеллектуалами из-за рубежа переживалось как сильная эмоция. По замечанию М. Рыклина, «она была оформлена не просто как въезд в еще одну европейскую страну, а как ворота в новый мир»[10]. Впрочем, уже после ее пересечения многие начинали испытывать и прямо противоположные чувства: так, проверка паспортов вызывала нервную оторопь и смятение. По замечанию одного путешественника из Германии, писателя Отто Фридлендера, «что одному казалось раем, представлялось адом другому»[11]. Кажется, такие же чувства охватили и нашего пилигрима: Каммингса уже на границе ждет обыск. Он понимает, что попал в какой-то иной мир, с первых же мгновений обманывающий его ожидания. Будучи отправленным в коммунистический рай, он оказывается в чем-то, больше напоминающем ад. Его путевые заметки начинают пестрить языком бестиария и инфернальными образами. Однако, до поры до времени это только подогревает интерес и любопытство обманутого паломника.
Н. Жуков, В. Климашин. USSR. Рекламный плакат американского бюро «Интуриста» с приглашением в СССР. 1935. Текст на открытке утверждает: «Это более чем приятное приключение — вояж в Новый мир!»
На следующий день, 12 мая, Каммингс прибывает в Москву. На Белорусском вокзале, по договоренности с Эренбургом, его должен встретить советский драматург Владимир Лидин. Однако они не узнают друг друга на платформе, и американскому визитеру приходится обратиться в бюро Интуриста, которое направляет его в гостиницу «Метрополь». Парадоксальный факт — приехав в страну победившего пролетариата, он оказывается в роскошном дорогом отеле[12]. Впрочем, ему повезло: там же живет его будущий проводник по Москве — американский профессор Генри Дана, собирающий материалы по советскому театру. Дана берет его под опеку и начинает знакомить с Москвой — устраивает визиты в пролетарские театры, на писательские банкеты, осмотр достопримечательностей советской столицы. За одним из ужинов у них завязывается дискуссия о роли личности в советском строе. Каммингс, радетель индивидуализма и свободы самовыражения, наталкивается на пропагандистскую тираду своего приятеля, восхваляющую успехи социалистического труда. «Да будет Есть!» — восклицает Каммингс в ответ, намекая на свою философию поэзии, в которой единственно возможными формами глагола «быть» являются личные формы единственного числа настоящего времени в первом и третьем лице (am и is)
