Приключения на Безымянной реке - [51]

Зикмунд молча кивнул, и Эмиль продолжал:

— Наткнулся я, значит, на это самое сверло, и тут у меня мелькнуло в голове: надо положить что-нибудь тяжелое на записку, а то ее ветер отнесет в реку. Тогда я, значит, взял сверло, поднялся…

— …и в этот момент на тебя направил фонарик Ондра. Так?

Эмиль молча кивнул головой.

— Ладно, — проговорил с улыбкой Рацек. — Что Эмиль говорит правду, — все вы видите. Доказательством является вот эта записка, которой у него не было бы, если бы он задумал потопить лодку. Впрочем, какой толк ему топить лодку, если он знал, что «утята» будут грести на одном колене и легко одержат победу? Это ясно. Но… — Тут Рацек поднял вверх указательный палец. — Но вся загадка в том, правильно или нет поступил Эмиль, решив выдать своим соперникам секрет нового способа гребли своей команды.

— Конечно, нет! — взорвался Виктор.

В этот момент заговорил Стракош; он уже давно в волнении обкусывал ноготь за ногтем.

— Молчи! Он поступил совершенно правильно, — сказал Стракош, и на лице его появилось подобие улыбки. — Просто он не обдумал все как следует, по крайней мере с этой стороны.

Виктор вытаращил на него свои огромные глазищи, видно, он не знал, что и подумать.

— Но…

— Какое там «но»! — загудел Зика. — Разумеется, он поступил как настоящий спортсмен!

— Спортсмен! — завопил Румик, запустив пальцы в шевелюру, точно собираясь в отчаянии вырвать ее. — Спортсмен!

— А мы его об этом просили? — вскинулся Ондра. — Мы не нуждаемся в подачках.

— Да при чем тут подачка? — взорвался Аква.

Теперь все кричали наперебой, поднялся невообразимый гвалт, и Магде пришлось три раза хлопнуть в ладоши, прежде чем удалось кое-как водворить тишину.

— Будет наконец тишина или нет? Вижу, вам еще ничего не ясно. Слушайте внимательно. Если бы стоя на одном колене гребли только «утята» и если бы они победили «альбатросов», это считалось бы ясной и бесспорной победой?

— Нет, не считалось! — взмахнул «маршальским жезлом» Карлик. — Если бы мы тоже гребли на одном колене, то мы бы в два счета их победили.

— А это как знать! — глубокомысленно поднял ладонь Аква. — Это еще увидим.

Рацек дернул резинку свитера и рассмеялся:

— Верно. Неизвестно, кто кого бы победил, если бы на колене гребли обе команды. И именно поэтому, если бы так гребли только «утята», то победа была бы неубедительной. Что бы произошло после соревнований? Карлик, вероятно, заявил бы то же самое, что теперь, разгорелись бы споры, а «утятам», по-моему, мало радости от такой победы… Но только поймите одно: нет такого правила соревнований, которое бы рекомендовало или запрещало то или иное положение гребца на нашей лодке. Но есть нечто, что мы называем «спортивной этикой». Так, скажем, поступает теннисист, который умышленно портит мяч, если судья неправильно засуживает его противника. А Эмиль хочет проиграть или выиграть честно, в этом не может быть сомнения. И поэтому он заслуживает не наказания, а похвалы.

Он замолчал, переводя взгляд с одного на другого. Некоторое время стояла тишина, и только нежно звенел тихий смех Зузки. Еще в самом начале спора она набрала горсть мягкого песка, сыпавшегося со скалы, поиграла им, пересыпая с ладони на ладонь, а потом потихоньку стала сыпать его за шиворот Румику, который сидел впереди, вытянув шею, так что, казалось, даже уши у него шевелились от напряжения. Он и не подозревал, что затеяла Зузана. Ондра рядом с ним тоже подозрительно поеживался. Они были увлечены лишь тем, что на их глазах происходили невероятные вещи. Эмиль впервые торжествовал победу.

— Теперь вам всем ясно? — повысил голос Рацек. — Кому нет, поднимите руку.

Никто не откликнулся.

Но Рацек снова обвел всех взглядом.

— И тебе, Карлик, тоже ясно? Теперь ты согласен, что Эмиль прав?

— Да, — отозвался Карлик. Он встал и принялся разгребать палкой костер, точно в эту минуту не было более важного занятия. — Согласен. Хотя он меня ненавидит. Только мне все равно.

— Нет, не все равно, — возразила Магда. — Может быть, ты хочешь спросить, почему он тебя ненавидит?

— А чего тут спрашивать, я и сам знаю: потому что я выгнал его с «Альбатроса».

— А вот и нет! — вспыхнул Эмиль. — Просто ты считаешь себя лучше всех. А ты не лучше, не лучше!

— Спокойно! — хлопнул по коленке ладонью Рацек. — Ты и в самом деле его ненавидишь, Эмиль? А ты вообще понимаешь, что такое ненависть? Ты бы, например, обрадовался, случись с ним что-нибудь скверное?

Эмиль встал. Рядом с Карликом он выглядел почти ребенком.

— Я бы радовался, если бы ему как следует всыпал…

На плотно сжатых губах Карлика мелькнула улыбка. Но Эмиль ее не заметил. Он смотрел на свой кулак.

— Буду учиться боксу, — выпалил он неожиданно, — пусть он тоже учится!

— Все равно у вас разный вес, — усмехнулся Стракош. — Ты самое большее в вес «мухи», даже если слопаешь перед взвешиванием два кило слив, а Карлик — в полутяжелом или в крайнем случае в среднем.

— Для бокса вы слишком юны, — улыбнулся Рацек. — Но учтите, что перед началом встречи противники подают друг другу руки. Ну-ка, пожмите друг другу руки, и вы сделаете первый шаг к боксу. Вы же в самом деле только противники, а не враги. Понятно?