Приключения на Безымянной реке - [2]
Эмиль растерянно шмыгнул носом. Ох, уж этот Румик! Всегда преподнесет что-нибудь непонятное, таинственное и тем самым приведет человека в замешательство! Так было и в прошлом году, когда он примчался с книгой, на обложке которой стояла огромная надпись «Румит». И сколько Эмиль не выпытывал у него, что значит это слово, как ни ломал себе голову целый вечер, Румик только хихикал в ответ, не желал открывать тайну. А потом оказалось, что книжка называлась «Тимур и его команда» и что Румик просто написал на обложке «Тимур», только нарочно наоборот, чтобы ребята поломали себе голову. Впрочем, добросовестно разгадывал секрет надписи только Эмиль. Остальных ребят так и не удалось провести. За обман они отомстили Румику, наградив его прозвищем «Румит». Потом «Румит» превратился в «Румика», да так и осталось навсегда. Так ему и надо! Неприятно только, что он, Эмиль, оказался таким простофилей и принял шутку Румика всерьез…
В это время Румик выскочил из подъезда, теперь уже сверкая обеими глазами: черную прядь он откинул со лба, чтобы, того и гляди, не загреметь на темной лестнице.
— Ребята-а-а!.. — заорал он.
В ответ за углом зазвенел трамвай, и Румик, так и не успев сообщить приятелям что-то, по-видимому, необыкновенное, ринулся к остановке. Аква и Эмиль последовали за ним.
Они прибежали как раз вовремя — на десять секунд раньше, чем двое других ребят, которые только что появились на противоположной стороне улицы и тоже во всю прыть помчались к трамваю.
Это были Зикмунд и Карлик.
Стоило Эмилю заметить Карлика, как у него вспыхнули уши, а корпус выпрямился, словно он собирался стать перед Карликом по стойке «смирно». Нет, конечно, Эмиль не хотел этого, он мучительно стыдился и своих пылающих ушей, и этой почтительной стойки. «Подумаешь, что за персона этот Карлик! В конце концов он такой же парень, как и я, мой одноклассник, у которого разве только в табеле на две четверки больше!» И все же Эмиль знал, что он всегда будет испытывать невольную робость в присутствии Карлика, всегда будет побаиваться его строгого, повелительного взгляда…
Все это пронеслось у Эмиля в голове, пока он бежал к трамваю и прыгал на подножку вместе с Аквой и Румиком.
Карлик и Зикмунд тоже летели как ветер, но трамвай не стал их ждать и тронулся с места. На задней площадке Румик усердно размахивал руками, словно поднимая гири, и подбадривал бегущих:
— Давай, давай, Карлик, жми! Давай, Карлик, давай!
Один из бегущих — конечно Карлик — сначала замедлил бег и махнул рукой: «Все равно не догнать!» — а потом припустился снова.
Зикмунд — тот не остановился ни на секунду, — Зикмунд упрямо бежал за трамваем, хотя это было уже бесполезно, хотя он уже знал, что вагона ему не догнать. Но он бежал и бежал, бежал молча и сосредоточенно, опустив, как всегда, голову, на которой чернели кудри, густые, словно баранья шапка. Зикмунд бежал, даже не оглядываясь на Карлика, которому вся эта гонка была явно не по душе. Уж слишком явно Зикмунд вызывает его на состязание, а Карлик не хотел рисковать своей репутацией: он был уверен, что во всех состязаниях первым должен быть он, Карлик.
Он привык быть всюду первым и должен быть первым, потому что остальным до него далеко. Даже сейчас, когда они все собрались в путешествие, ведь именно он стал капитаном лодки, а остальные — самые обычные матросы. И Зикмунд только матрос!
Карлик снова ринулся вперед. Но бежал он совсем не так, как Зикмунд. Не упрямо нагнув голову, а наоборот, выставив свой большой острый подбородок и прижимая локти к груди. Догнать Зикмунда! Догнать трамвай!
Тем временем на площадке трамвая Румик даже приплясывал от удовольствия.
— Давай! Давай! Раз-два! Раз-два!
Аква хихикал, а Эмиль только взволнованно шмыгал носом.
Кто победит? Зика или Карлик?
В душе он желал победы Зике. И вовсе не потому, что они были особенно близкими друзьями. Зика никому не был близким другом, он был молчалив, замкнут, и все-таки — Эмиль чувствовал — Зика хорошо относился ко всем. О Карлике этого не скажешь. Какое там! Стоит только ребятам собраться вместе, как уже Карлик распоряжается, приказывает и постоянно строит из себя командира. При этом он величественным жестом поправляет металлический обруч, который придерживает его волосы, — нечто вроде королевской короны…
— Карлик обставит его! — снова завопил Румик, и, хотя бегущие не могли уже его услышать — они остались далеко позади, — он высунулся из трамвая, чтобы подзадорить приятеля: — Давай, Карлик, давай!
— Не ори! — сурово оборвал его Аква, которому действовали на нервы эти дикие вопли. — Ставлю на Зику.
— И я! — выпалил Эмиль.
— Эх ты, предатель несчастный! — сверкнул глазами Румик. — Ведь Карлик твой капитан!
— Только на лодке, — возразил Эмиль.
— Нет, всюду! — энергично замахал руками Румик. — Ты же член его команды и должен защищать ее честь и даже, если нужно, умереть за нее!
— Да ну тебя! — заворчал Аква: опять этот Румик начитался всякой чепухи и задирает нос. — Если хочешь знать, обычно умирают не за капитана, а за само дело!
— Скажешь тоже! — фыркнул Румик.
В эту минуту трамвай остановился, и ребятам пришлось прекратить спор. Они доехали до остановки, откуда до лодочной станции оставалось шагов пятьсот, не больше. Это была привычная дорога. У всех были проездные билеты, все ездили трамваем в школу, но им всегда доставляла удовольствие езда по этой прямой и самой длинной дистанции. Здесь прицепной вагон мчался с бешеной скоростью, словно пускался в пляс. Эмиль даже частенько представлял себе такую картину: вот водитель развивает бешеную скорость, их вагон взлетает вверх, как воздушный змей, когда с ним быстро бежишь по улице… и отрывается от земли. Но водитель почему-то еще ни разу не прибавлял скорость; может быть, ему просто не хотелось летать…
