Приключения мальчика с собакой - [17]

– Хорошо, – сказал он. – Предположим, все это истина. А знаешь ли ты имя этого римского гражданина или его дочери?

– Нет, пираты не называли его.

– Как же ты хотел его разыскать? В окрестностях Нолы много имений.

– Я ходил бы из одной усадьбы в другую, пока не нашел бы ту, которая мне нужна.

Клодий насмешливо улыбнулся:

– Ты надеялся настолько опередить пиратов?

– Да… – прошептал Клеон, поставленный в тупик этим вопросом.

– Не имея понятия ни о дороге, ни об имени владельца латифундии?[36]

Клеон покраснел и, не зная, что ответить, растерянно глядел на претора. Клодий брезгливо пожал плечами.

– Явная и притом неумная ложь! Может быть, ты и убежал от пиратов, но не для того, о чем рассказываешь. – Давая понять, что разговор с Клеоном окончен, он повернулся к центуриону: – Аполлодор, кажется, здесь?

– Да, на лугу, вместе с другими торговцами…

Клеон стоял, потупив голову, с трудом удерживая слезы. Он часто слышал, как отец говорил, что ложь всегда откроется и унизит лжеца. Слова эти крепко запомнились мальчику. Конечно, бывало, что Клеон иногда солжет и ему за это достанется, но еще никто с ним не разговаривал так высокомерно, как Клодий. Стоя в палатке претора, Клеон с любовью вспоминал родной дом и даже затрещины, которые порой получал от матери. Он думал о доме и совсем не слушал, что говорил Клодий. Лишь бы этот «золотой центурион» не вздумал снова обратиться к нему! Мальчику казалось, что он не в состоянии будет больше вынести надменной насмешки полководца… Ну, а если тот заговорит?… Надо выдержать! Клеон гордо поднял голову… но увидел только спину претора Клодия. Тот придвинул к себе дощечку для письма и небрежно махнул рукой, отпуская центуриона. При этом он сказал загадочные слова (по крайней мере, Клеон их понять не мог):

– Собака тоже стоит денег. Отдашь их легионерам четвертой стражи.

Глава 9 «Черный день» [37]

При виде живого и невредимого Клеона Лев с восторженным лаем кинулся к нему и, положив лапы на плечи мальчика, облизал его лицо. Клеон прижал к себе собаку. Это помогло ему забыть на время унижение, которое он только что испытал.

– Нельзя поднимать здесь такой шум, – проворчал центурион.

Клеон сжал влажные ноздри собаки и слегка оттолкнул ее. Опускаясь на передние лапы, Лев взвизгнул в последний раз и умолк.

– Больше он не будет лаять.

В глазах центуриона мелькнуло сочувствие. Приказав Клеону идти за ним, начальник сотни двинулся к задним воротам, через которые недавно ввел мальчика и собаку.

Шагая позади центуриона, Клеон мысленно вновь переживал сцену в палатке военачальника. Чем дальше они уходили, тем спокойнее делался мальчик. Конечно, неприятно быть уличенным во лжи и притом – глупой. «Но хорошо, что нам придется иметь дело не с этим „золотым“, а с легионерами четвертой стражи, которым он приказал нас отдать. Наконец-то боги послали мне удачу! Сейчас тот добрый легионер накормит нас кашей, а ночью я, может быть, смогу пробраться на гору, к гладиаторам…» Приободрившись, Клеон стал искать глазами того кашевара, который предлагал ему завтрак. Увидев его, мальчик радостно улыбнулся, а тот, дружески кивнув, похлопал себя по животу, давая понять, что уже наелся, и поманил Клеона к себе.

– Вон стоит легионер из четвертой стражи, – сказал Клеон, забегая вперед и заглядывая в лицо своему провожатому.

– Вижу, – хмуро ответил центурион. – Ты, верно, есть хочешь?… Я накормлю тебя… там, – он махнул рукой в сторону ворот.

– Но ведь начальник приказал тебе отдать нас легионерам четвертой стражи?

– Откуда ты взял?… Не вас, а деньги… Сегодня, мальчик, для тебя, видно, черный день.

– Какой – черный день?

– Есть такие в календаре… Жрецы их знают. А нам они неведомы. Поэтому никогда ничего не надо начинать, не посоветовавшись со жрецами… Впрочем, на пиратской миопаро-не ты не мог к ним обратиться!

Клеон был поражен. Вот, оказывается, откуда все неудачи! А он и не знал.

Центурион был так хмур, что Клеон не решился надоедать ему расспросами и старался сам догадаться, что это такое – календарь. Пока он ломал голову, они вышли за ворота, и центурион направился к тем палаткам под стеной сада, которые на рассвете Клеон принял за привал переселенцев.

Лев чинно шел рядом с мальчиком. Вдруг он поднял нос, втянул воздух и, толкнув центуриона, помчался вперед.

– Взбесилась, что ли, эта собака? – раздраженно спросил центурион.

До Клеона донесся едва ощутимый запах жареного лука и мяса.

– Пахнет едой, – сказал он, – а Лев голоден.

– Там вас накормят, – буркнул центурион.

Они поднялись на холм и увидели внизу стоянку маркитантов.[38] Перед палатками на белом полотне темнели аккуратные ряды виноградных листьев, на которых лежали оливки, рыба, жареное мясо… Но хозяева палаток не только не собирались угощать Льва этими яствами, а прикрывали их руками, крича: «Пошел! Пошел прочь!» Некоторые даже швыряли в собаку камнями. Лев сдержанно рычал, но не уходил. Клеон бросился вперед и загородил его от ударов:

– Что вы делаете!.. Он только смотрит… Он никогда не украл ни одного кусочка!..

Подошел центурион и, бросив мелкую монету на ближайший кусок полотна, приказал хозяину палатки: