Изяслав был человек незлопамятный и незлобливый. Он сразу всех простил, обещал не зверствовать и не мстить никому. Чтобы не поддаться искушению он даже в Киев сам не пошел. Вместо себя он отправил сына Мстислава, который, кстати, никому ничего не обещал…
Для начала Мстислав велел казнить тех, кто выпустил Всеслава, потом ослепить всех, кто болел за отморозка во время княжеских бегов. Ну, а потом стал зверствовать.
К чести Изяслава надо заметить, что он покраснел за поведение сына. Проворчал, что совсем не это имел в виду, извинился за недоразумение и велел перенести торговую площадь подальше от своего дворца.
Он снова поселился в Киеве и с досадой наблюдал за тем, как Болеслав со своими поляками цинично злоупотреблял его гостеприимством. Вообще-то он их позвал для того, чтобы они прогнали Всеслава, а не для того, чтоб они навсегда поселились в русской столице. Изяслав и киевляне довольно долго и все настойчивее намекали польскому королю, что пора и честь знать. Наконец до него дошло. Он страшно разобиделся и ушел восвояси, чуть не захватив на обратной дороге Перемышль.
Вот тут бы и должна была начаться для Изяслава спокойная и благополучная жизнь. Врага победил, от назойливых друзей избавился, с братьями полная гармония и веник на веки веков. Да не тут-то было. Потрескивать стал веник. Не стало между братьями того доверия, что раньше было. В жизни ведь оно так: соврешь один раз, вроде бы для святого дела, а потом уж и всем словам доверия нет. Стали братья косо друг на друга поглядывать: кто их знает — Всеславу соврали, так может и братьям врут. Конечно, никто из них не хотел повторить судьбу Бориса и Глеба. Изяслав велел перезахоронить их в новой вышгородской церкви. Тогда же их и канонизировали. Ярославичи вместе несли гробы, а после церемонии устроили пышный пир и еще раз поклялись вечно хранить свой веник. Но поверили ли они сами собственным клятвам?
Как-то раз Всеволода разбудил стук в дверь. Брат Святослав приехал в гости. По-родственному, без приглашения. Войско во дворе поставил, а сам прямиком в спальню к брату.
— Здорово, Святослав, — говорит Всеволод. — Что это ты, на ночь глядя?
— Да вот, решил братца проведать. Хотел сказать, что люблю тебя по-прежнему. И клятву помню. Так что, если чего надо — скажи, помогу.
— Спасибо, брат. Вроде бы, все у меня и так в порядке. А ты чего руку за пазухой держишь?
— Живот что-то прихватило. Болит. А ты сам чего руку из-под подушки не вынимаешь?
— Да вот, отлежал — не шевелится. Но ты не подумай. Я ведь тоже клятву нашу помню. Мы ведь один веник. Правда?
— Конечно. А ты как думаешь, Изяслав тоже клятву помнит?
— Ясное дело.
— А это он тебе сам сказал?
— Да я как-то не спрашивал.
— Да? Ну ладно. Тогда я сам у него спрошу. Сейчас вот поеду и спрошу.
— Как это? Один поедешь?
— Отчего же один? Одному в наше время ездить нельзя. С дружиной поеду. А то ведь, кто его знает, вдруг на Киев враги напали, а тут я с дружиной — как раз и помогу.
— Нет уж! Так не пойдет. Я, по-твоему, должен спокойно сидеть у себя в Переяславе, а ты будешь без меня с Изяславом договариваться? Нашел дурака! Нет уж, вместе пойдем. Я тоже дружину с собой возьму — мало ли что. Времена сейчас опасные.
И оба князя пошли на двор. В дверях только задержались. Никто не хотел первым выходить и поворачиваться к родному брату спиной. Пришлось проходить в дверь вместе.
А Изяслав, ничего не подозревая, садился завтракать. Ничто беды не предвещало. Великий Князь уж перекрестился и потянулся за хлебом, с умилением слушая, как в соседней комнате нянька рассказывала сказку его маленькой дочке Евпраксии: «У лисицы была избенка ледяная, а у зайчика лубяная. Пришла весна-красна — у лисицы избенка растаяла, а у зайчика стоит по-старому. Лиса попросилась у зайчика погреться, да зайчика-то и выгнала…»
Тут вдруг докладывают Изяславу: войско к Киеву движется. Гонец прибыл.
— Братья твои к тебе едут, — говорит гонец. — Просят передать, что они тебя любят.
— Скажи им… Скажи им, что я их тоже очень-очень люблю, — с усилием выдавил из себя Великий князь.
Как только дверь за гонцом закрылась, он вскочил из-за стола и стал впопыхах хватать ценные вещи и кидать их в мешок.
— Ты что, собрался куда? — удивляется его жена Гертруда. — Не позавтракаешь даже?
— Какой завтрак, дура! Валить отсюда надо. Началось!
Когда братья приехали в Киев, Изяслава они там не застали. Только стол накрытый. А сам хозяин вместе со всей великокняжеской казной как в воду канул.
— Братья вероломные! — причитал Изяслав, направляясь в изгнание. Сказка про зайчика, которого злая лиса выгнала из собственного дома, так и звенела у него в ушах. Он и сам так похож был на этого зайчика!
— Что ты такое говоришь! — возмутилась жена. — Вы же клялись всегда вместе быть, как веник.
— Клялись! Да, я видел, как они Всеславу клялись, что не тронут его. Лживые они и нечестные. И почему я сразу всех братьев не порешил, как предки мои великие делали!
— Тебе должно быть стыдно. Ты же сам всегда говорил: веник навеки, а кто нарушит — последней сволочью станет.
— Дура! Лучше стать последней сволочью, чем первой жертвой! А теперь из-за своей честности и сентиментальности я буду остаток жизни скитаться, выгнанный из собственного дома. Как зайчик.
