Приключения «чебурашки» - [2]

— Так тебе трояка-то хватит? А вдруг потом к тебе или к ней, купить там чего, жуй-муй...

— Да у меня петух-то есть. Троебас еще, и ништяк. Займешь? С получки как штык, ты меня знаешь!

— Ну, давай после смены. У меня в раздевалке.

— Ништяк, спасибо, — и грузчик убежал.

***

Бутылку везли в баню. Стояла она возле мощного локомотивного депо. Уголь в нее доставлял допотопный паровоз «овечка». Под его колесами местные пацаны плющили гвозди и делали из них маленькие кинжалы. Окружающее пространство было усыпано угольной крошкой.

В бане было тепло и влажно. Пахло глаженым бельем. Мужчины выходили из моечной красные и неторопливые. Покупали по пять-семь бутылок пива и устраивались на скамьях. В гулкой раздевалке беспрерывно бубнили голоса. Время от времени хлопала входная дверь.

— Во мля… хорошо!

— Рыбки дать? Свояк с Баунтово навез, я ему стакан точил на «Москвич». Вяленая!

— Ох ты, ебеныть, какой лещ! Давно не ел.

— Так, а что, мужики, под пиво-то, может, и это… — кто-то украдкой показал из холщовой клетчатой сумки край горлышка водочной бутылки.

— Ну так… — хозяин леща задвигался и засуетился. Достал из кармана сверток, в котором кроме рыбы были еще вареные яйца и небольшой шматочек сала.

Разливали украдкой. На желтой стене висел плакат: «Спиртные напитки не распивать!»

Пили не торопясь, домой мужиков не тянуло.

— Ух… хороша, курва!

— Но, «Столичная».

— Деньги будут, надо будет взять!

— Да где ты возьмешь-то ее?

— А ты где брал?

— Да в ресторане. Там баба у меня работает.

— Жена?

— Да не, так… ей пустую бутылку тока отдавать надо. Ну, рупь сверху.

— Ух, ни хрена себе, целый рупь. Это ж две пива и почти пачка «Беломора»!

— Но так а чего хотел-то! «Столичная»!

Между тем пиво и водка закончились. Мужики уступили место на скамье другим свежевымытым мужикам. В буфете остался лимонад. За ним повадилась бегать ребятня. Когда за прилавком стояла не злющая татарка Фая, а анемичная, одышливая Тая, лимонад им доставался. Фая же в самом начале рабочего дня вешала табличку: «Пиво-воды только для моющихся». В магазинах детские напитки появлялись редко.

В этот раз бутылку купили два пацана лет по десять. Они выпили ее, сидя на сырых бревнах в тихом проулке за заводским клубом. В чахлом военкоматовском скверике пищали воробьи.

Одни пацан достал из недр коричневой куртки — судя по размеру, перешедшей от старшего брата —  окурок и задымил. Сделав пару затяжек, передал другу.

— Я вчера, такой, у батьки стырил из пачки две штуки «Космоса». Он даже не заметил, прикинь?

— А чего тогда бычок курим? Или сам выкурил?

— Да не, Волоха отобрал. Сегодня утром. Козел.

— Но, козел. Он у меня вчера двадцаток забрал.

Приятели замолчали. Четырнадцатилетний хулиган Волоха регулярно портил им жизнь. И как назло, он сам появился из-за угла. Хотел пройти, да увидел приятелей.

— О, шпана, здорово! — вроде бы приветливо поздоровался он и даже протянул руку — мосластую, с грязными ногтями, но увенчанную у основания большого пальца татуировкой «ЛТВ».

Пацаны недоверчиво поздоровались с районным «шишкарем».

— Мелочи давайте?

— Нету, Волоха, вот только что лимонад купили.

— А где лимонад?

— Выпили…

— А мне оставили? — Волохе нужен был повод.

— Мы откуда знали, что ты придешь.

Волоха взял бутылку. Осмотрел ее, словно впервые увидел. Сейчас он, небрежно размахнувшись, швырнет ее под ноги пацанам, осколки брызнут в стороны, распугивая воробьев, и только уцелевшее донышко будет блестеть на солнце, искрясь свежими сколами.

Но не бросил. Заметил Волоха своих приятелей — Родю и Француза, они деловито шли в гастроном, и по деловитости этой Волоха понял, что день удался. Он оставил бутылку пацанам и двинулся за друзьями, а несостоявшиеся жертвы рванули в другую сторону. Бутылка осталась стоять возле бревен.

***

Подобрала ее Нина Трофимовна — уборщица из клуба ТРЗ. Оглядела со всех сторон, вытряхнула последние капли лимонада и сунула в дерматиновую коричневую сумку с обмотанными синей изолентой ручками.

Дома у Нины Трофимовны пахло вареным черносливом — у старика опять был запор. Сам он лежал на боку на широкой старой кровати, застеленной зеленым пледом, и смотрел фильм про войну, повторяя через каждую минуту: «Понятно?» или: «Вот так вам, падлы!». Сам он не воевал — стране нужны были грамотные опытные машинисты. Но фильмы про войну любил.

Из второй комнатушки, такой же жаркой и душной, выпорхнула худая девочка лет шести в пуховых носках и с жидкими косичками.

— Ой, это кто к нам пришел? — умилилась Нина Трофимовна, и лицо ее поплыло в ширину. — Внученька моя пришла… ты с ночевкой?

— Ага, — деловито кивнула внучка. — Папка в запое опять!

— Ох уж этот папка, ну, ничего, сейчас мы суп варить будем, деда кормить. Старик, иди, готов твой чернослив. Может, бог даст, просресси наконец-то.

Вечером старики шепотом орали друг на друга на кухне, внучка спала.

— Гнать его надо метлой поганой, — надрывалась Нина Трофимовна, машинально сгибая конфетную бумажку в узкую полоску, была у нее такая привычка. — Ты посмотри, что делает, тварь такая, месяц как человек работает, три месяца пьет. Нет, я завтра пойду, так и скажу — или лечись, мил человек, или вот бог, а вот и порог!