Приключения «чебурашки» - [17]

Сперва в бутылку налили воды и затолкали ветку сирени.

Затем пару раз в нее набирали керосин, взятый у соседей по случаю отключения электричества.

Потом она долго-предолго стояла в сарае на земляном полу, между банкой краски и ящиком с гвоздями. Сквозь щели в стене можно было наблюдать круговорот пейзажа на ограниченном штакетником кусочке планеты.

Вначале вокруг желтело, дни были роскошные, теплые и прозрачные, и даже лучик, проникавший в щель сарая, согревал горлышко бутылки и сине-желтую этикетку с надписью: «ПИВО “Жигулевское”. 0,5 л, цена без стоимости посуды 40 коп». Потом все делалось безликим и унылым: коричнево-серая земля, голые деревья, серые заборы. Уже не было слышно ни позывных «Маяка», ни детских смешков и плачей, ни собачьего лая, ни «Витю видел?». А еще позже земля покрывалась тонким белым слоем, который все густел и густел, и наконец ночью было слышно, как трещат от мороза стволы деревьев. Иногда теплело. Небо затягивалось мягкой ватой, из которой сыпался снег, и вокруг пахло сыростью. Иногда же опять схватывались морозы, и кристаллики инея сверкали на сухих стеблях полыни, как крошечные бриллиантики, — синим, красным и бирюзовым. Потом наступали ветреные дни, по участку носились пыльные змейки, сарай вздрагивал под регулярными шквалами. Но потом, после ветров и ежегодного дыма в лесу, сверху падали первые редкие капли, и наконец все зеленело. На участках опять звучали «Маяк», дети и собаки, горели мусор и ботва, и с каждым днем теплело.

Так повторялось много раз, но время не имеет значения для изделия из стекла, оно оставалось бесстрастным свидетелем происходящего.

***

Зимой 1990 года завизжали под выдергой гвозди, держащие скобку замка. Воров было двое. Оба — неопределенного возраста, с багровыми заросшими лицами, грязные, в рваных куртках и раздолбанной обуви. Один нырнул в сарай, а другой постоянно вертел головой и прислушивался к каждому звуку. В мешке у вынырнувшего оказались алюминиевый ковш, ящичек гвоздей, моток медной проволоки, сверток полиэтиленовой пленки и несколько бутылок, в том числе и наша «чебурашка». Подобный мешок висел и на подельнике, который до того нырял в дачный домик.

— Ну, че, помудохали? Пока светло…

— Но, пошли…

Следующим же утром бутылка оказалась в помещении местного ликеро-водочного завода, который теперь разливал водку не только в традиционные высокогорлые бутылки, но и в обычные «чебурашки» — спрос опережал предложение.

Бутылку заполнили прозрачной, дурно пахнущей жидкостью и потом, помазав бок клейстером, чуть наискось пришлепали этикетку, выдержанную в красно-сине-белых тонах. Стилизованным под славянскую вязь шрифтом на ней было выведено «Водка Русская». Сверху на красной плашке значилось: «RUSSKAYA», а снизу «RUSSIAN VODKA». Кроме этого мелким шрифтом было пропечатано: «ГОСТ 12712-80», а также: «Цена договорная».

К проходной завода подъезжали легковые автомобили, люди с быстрыми глазами проникали на территорию, то и дело вынося по нескольку ящиков с бутылками, точь-в-точь похожими на нашу. Опытные пальцы пересчитывали пачки оранжевых десяток, синих пятерок и зеленых трешек.

Впрочем, «чебурашка» попала не к ним, а в фургончике отечественного пикапа приехала к ничем не примечательному зданию — обычной государственной конторе. В маленькой комнате за дверью с табличкой «Профком» в тот день выдавали водку, по две бутылки в руки. Так «чебурашка» оказалась в квартире, где обитала семейная пара в возрасте под пятьдесят. К спиртному они были равнодушны, муж предпочитал книги, газеты и телевизор. Еще больше он любил вслух комментировать прочитанное и услышанное. После ужина темно-желтый, с коричневой клеткой диван скрипел пружинами под тяжестью девяностокилограммового тела, загорался цветной экран «Горизонта», и в квартирке раздавалось:

— Да алкаш он, ваш Ельцин! Вон, лыка не вяжет, стоит, страну позорит. Бурбулис вообще ворюга, сразу видно. А остальные — жиды!

Или:

— Да хрен что у вас получится! При коммунистах хоть армия была нормальная, а теперь все ракеты попилили на хрен и танки расплавили! А чем защищаться, если что?

Жена в это время вела бесконечные переговоры по телефону с подружками и прерывалась только тогда, когда на экране появлялась заставка сериала «Рабыня Изаура». Это было ее законное время у телевизора. Супруг в это время сидел в туалете, но и оттуда периодически доносилось на фоне шелеста газеты:

— Ну и твари, что делают, а? Давить надо этих прибалтов, все они фашисты!

Бутылка стояла в платяном шкафу, среди коробок с обувью и полиэтиленовых пакетов с шарфами и прочими теплыми изделиями. До нее тут уже поселилось несколько таких же «чебурашек» с водкой. Иногда дверцы раскрывались, хозяйские руки извлекали то одну, то другую бутылку, но не на стол и не в угощение гостей шли они, а как плата за установку новой эмалированной раковины на кухню, за лобовое стекло для «Нивы», за смену входной двери. Наша «чебурашка» тоже могла стать добычей рукастого сантехника или оборотливого дельца от автосервиса. Но… нет, другая была ей уготована судьба.

Супруги возились на кухне. Прошло уже много времени с того момента, как поместили ее в шкаф. Жена упаковывала в пакетики вареные яйца, пересыпала сахар, соль, увязывала в мешок консервные банки. Муж извлекал из ниши брезентовую робу и придирчиво осматривал старый, но крепкий рюкзак.