Приключения бригадира Этьена Жерара - [55]

Итак, друзья мои, вот вам задача: передо мной было восемь партизан и трое крестьян. Все они были вооружены, а я стоял перед ними один и обезоруженный. Спрашивается, пришел ли Этьен Жерар в отчаяние? Утратил ли он способность мыслить и соображать?

Вы, друзья мои, хорошо меня знаете, но эти псы-разбойники еще меня не знали. В ту самую минуту, когда все казалось потерянным и погибшим, я сделал нечто удивительное и поразительное. Сколько бы вы ни гадали, ни за что не угадаете, как я спасся в эту минуту от разбойников, — а я от них спасся. Так вот — слушайте и учитесь мудрости!

Дорога в этом месте была очень узкая. С одной стороны находилась отвесная скала, а с другой — длинный скат, оканчивавшийся кустистой долиной, находившейся в бездне; по крайней мере, несколько сотен футов отделяли от нее горную дорогу, на которой мы находились.

У самого края обрыва лежали выгруженные пустые бочки. Счастливая мысль вдруг осенила меня. В мгновение я вскочил в одну из бочек и, — прежде чем кто-либо из партизан успел пошевельнуться, — уже летел в бездну, катясь вниз с головокружительной быстротой…

Забуду ли я когда-нибудь об этом страшном путешествии? Бочка стремглав катилась в бездну, прыгая по камням, колотясь о корни и деревья и швыряя меня из стороны в сторону. Я работал коленями и локтями, свертывался в комок, чтобы ослабить удары, но все было напрасно. Я считаю чудом, что не расшибся вдребезги в этом стремительном полете.

Пока склон был покат, бочка хотя и стремительно быстро, но все-таки катилась по земле. Затем склон стал обрывист. Точно дикий козел, моя бочка прыгнула в пространство и полетела вниз. Все кости в моем теле заплясали. Ветер свистел в моих ушах, голова кружилась, меня тошнило, я почти лишился чувств. Наконец, ударившись со всего размаха о молодую сосну, бочка разлетелась в мелкие куски.

Я выбрался из обломков. Все тело мое страшно ныло, но зато сердце радостно билось. Путешествие в бочке не обошлось мне даром: я почувствовал сильную тошноту.

Несколько мгновений я просидел, опустив голову на ладони, около своей бочки. Но отдыхать было некогда. Наверху слышались крики, и голоса приближались. Очевидно, мои преследователи спускались вниз. Я бросился в самую чащу кустарников и побежал. Бежал я до полного изнурения.

Когда я, совершенно обессиленный, упал на землю, кругом царила тишина. Враги сбились со следа, и я был в безопасности. Переведя дух, я быстро двинулся вперед. Осмотревшись по сторонам, я к радости моей заметил, что прямо над моей головой высится Меродальский пик. Его обнаженная суровая вершина смело смотрела из-за вышки дубовых рощ, обрамлявших горные склоны.

Трудно было пробираться через кусты, и я был рад, когда очутился, наконец, в настоящем лесу и вступил на узкую, но гладкую тропинку. Конечно, я был слишком умен и осторожен, чтобы итти по тропинке, но я держался поблизости и руководствовался в своем движении вперед ее направлением. Наконец, я очутился недалеко от выхода из леса и в это время до меня донесся чей-то тихий стон. Соблюдая всякие предосторожности, я двинулся вперед по направлению стона и вот что я увидал: на куче сухих листьев лежал человек, одетый в такой же, как у меня, гусарский мундир; он был, повидимому, ужасно ранен, ибо платок, который он прижал к своей груди, был красен от крови.

Это был Дюплесси, человек, которого Массена послал прежде меня. Щеки у него ввалились, глаза подернулись словно глянцем.

— Жерар! — произнес он.

Я был весь охвачен порывом сострадания, но Дюплесси, несмотря на то, что смерть уже тащила его в свои об'ятия, помнил и теперь о своем долге. Так и подобает храброму солдату!

— Костер, костер, Жерар! — проговорил он, — вы его зажжете?

— Есть у вас огниво?

— Да, тут, в кармане.

— Сегодня ночью костер будет гореть!

— Я умру счастливый, если вы это исполните. Скажите маршалу, что я сделал все, что мог.

— А где Кортекс?

— Он был менее счастлив, чем я. Он попал в их руки и умер ужасной смертью. Если вы, Жерар, попадетесь к ним, пустите лучше себе пулю в лоб.

Дыхание его становилось все более и более прерывистым. Мне приходилось наклоняться над его губами, чтобы различать его слова.

— Постарайтесь увидеть де-Помбаля… Он вам поможет. Доверьтесь ему…

Голова Дюплесси откинулась назад. Он был мертв. В это время я услыхал позади себя шаги и тотчас же вскочил на ноги.

Передо мной стоял высокий смуглый человек, черноволосый, черноглазый и чернобородый. В руке он держал бутылку с вином, а за плечами у него висел «трабукос», как португальцы и испанцы называют свои ружья устарелого образца. Он не сделал попытки взяться за оружие, и я понял, что передо мной стоит тот самый человек, о котором мне говорил Дюплесси.

Португалец наклонился над гусаром и воскликнул:

— Увы, он умер! Этот офицер после того, как его подстрелили, бежал в лес, но я, к счастью, нашел его и облегчил последние часы его жизни

— Милостивый государь, — ответил я, — благодарю вас от имени всей Франции; правда, я всего-на-всего полковник по чину, но зато я — Этьен Жерар, а это имя кое-что значит во французской армии. Позвольте узнать, с кем…