Приключения бригадира Этьена Жерара - [10]

Наш гусарский полк вместе с полком конных гвардейских стрелков квартировал в Фонтенебло, где находился и Наполеон. Эрцгерцоги, курфюрсты и принцы толпились около Наполеона, как собаки около хозяина, ожидая подачек. На улицах немецкую речь можно было услыхать чаще французской. Оно и понятно. Те, кто нам помогал, явились попрошайничать, а те, кто был против нас, пришли умолять о пощаде и прощении.

Наш маленький корсиканец с бледным лицом и холодными серыми глазами ездил ежедневно на охоту, молчаливый и задумчивый. За ним следовала вся компания иноземцев, ожидавшая, не обронит ли он какое-нибудь слово. Иногда Наполеону приходила охота пошутить над этими людьми. Одному он давал королевство в сто квадратных миль, у другого отнимал такое же королевство, третьему он округлял границы какой-нибудь речкой, а у четвертого обрезал владения какой-нибудь горной цепью.

Он любил шутки, этот маленький артиллерист, которого мы штыками и саблями подняли на столь недосягаемую высоту. С нами он был всегда вежлив. Он помнил, от кого получил власть. Мы также помнили об этом и вели себя соответствующим образом. Все мы были одинакового мнения на этот счет. Никто не оспаривал, что Наполеон был первым полководцем в мире, но мы не забывали и того, что никто не имел подчиненными таких крупных людей, как мы.

Однажды я сидел у себя на квартире и играл в карты с приятелями. Вдруг отворяется дверь и входит наш полковник Ласалль. Мы, молодые офицеры, были прямо влюблены в Ласалля и старались во всем ему подражать. Многим из нас совсем не нравилось крепко ругаться, играть в кости и пьянствовать, но все занимались этим, только бы походить на полковника. Никто не хотел сообразить того, что император сделал Ласалля командиром всей легкой кавалерии вовсе не потому, что он любил пить и играть в кости.

Каждый из нас воображал, что станет сам Ласаллем, если будет подкручивать вверх усы, звенеть шпорами и волочить по камням мостовой саблю.

Когда Ласалль вошел к нам, мы поспешно встали с мест.

Полковник, похлопывая меня по плечу, сказал:

— Ну, мой мальчик, собирайтесь к четырем часам во дворец! Вас хочет видеть император!

При этих словах вся комната словно закружилась передо мной и, чтобы не упасть, я должен был опереться руками на стол.

— Как?! император! — воскликнул я.

Ласалль, видя мое изумление, улыбнулся и ответил:

— Ну, да, император.

— Но ведь император не знает даже о моем существовании. Как же это он вдруг послал вас за мной?

— Это и меня удивляет, по правде говоря, — ответил, крутя усы, полковник, — если ему нужен человек, умеющий владеть саблей, то ему незачем было снисходить до лейтенантов. Он мог обратиться прямо к полковнику.

А затем Ласалль ласково потрепал меня по спине и добавил:

— Впрочем, каждому человеку своя удача. Вперед, мальчик! Кто знает, может быть вам доведется обменять свою шапочку на треуголку.

Было только два часа. Ласалль ушел, пообещав зайти к четырем и отправиться вместе во дворец. Я строил тысячи предположений, стараясь решить — зачем меня призывает император. Раздумывая таким образом я, в конце концов, решил, что император призывает меня потому, что нуждается в храбром офицере.

Придя к такому решению и страшно обрадованный им, я стал писать письмо матери, в котором сообщал, что меня ждет император, желающий со мной посоветоваться об одном важном деле. Получив мое письмо, матушка должна была убедиться в том, что у императора большой ум, и что он всегда знает, с кем нужно советоваться.

Ровно в половине четвертого в мою комнату вошел Ласалль в сопровождении хромого статского господина, который был одет в черный костюм с белыми кружевами. У нас в армии мало знали статских, но этого господина знали все, потому что он был единственным во всей Франции человеком, с мнением которого считался сам император.

— Господин Талейран[3], — произнес, Ласалль, — позвольте вам представить лейтенанта Этьена Жерара.

Я поклонился, а государственный деятель оглядел меня с ног до головы. Взгляд его впивался в меня, как острие рапиры.

— Сообщили ли вы лейтенанту об обстоятельствах, при которых император приказал ему явиться? — спросил Талейран своим сухим, скрипучим голосом.

— Вот как это случилось, юноша, — начал Ласалль. — Сегодня утром я был у императора в кабинете. Вдруг ему приносят записку. Он разорвал конверт, глянул на письмо и вздрогнул так, что письмо упало на пол. Я поднял письмо и подал ему, но император уже ни на что не обращал внимания. Он уперся глазами в стену, точно там было привидение. Наконец, он пробормотал: «Fratelli dell'Ajaccio». У императора был совсем растерянный вид. Мне даже показалось, что он сошел с ума, да и вы были бы такого же мнений, господин Талейран: нужно было только видеть глаза императора в эту минуту. Прочитав письмо, он полчаса или даже более сидел без малейшего движения.

— Ну, а вы? — спросил Талейран.

— Я стоял, не зная, что мне делать. Наконец, император пришел в себя и спросил:

— Скажите, Ласалль, есть ли у вас в полку храбрые молодые офицеры?

— У меня все офицеры храбры, ваше величество, — ответил я.

— Мне нужен такой офицер, на которого можно вполне положиться в боевом деле, и который мало думает. Есть у вас такой человек?