Приключение взрослых - [26]

Дневная жизнь незнакомого города.

Слегка мутило от голода. А тут еще за стеклянными витринами киосков — запертые печенье, конфеты, шоколад.

Он шагал и шагал вдоль бесконечного парапета. А следом за Сашей трусил кособокий пес с задранным белым хвостом.

Так они и шли под фонарями — из света в тень, из света в тень…

Пес вдруг забежал вперед и вытащил из-под киоска «Спортлото» надкушенный пирожок.

Секунду Саша смотрел на пса, а пес, держа в зубах пирожок, — на Сашу.

Саша кинулся к пирожку. Пес отпрыгнул в сторону и завилял хвостом, с недоумением глядя на Сашу.

— Дай сюда! — Саша шагнул вперед.

Пес попятился, потом неторопливо перебежал набережную и с пирожком в зубах скрылся в какой-то подворотне.

Подлец Костя! Довел до такой жизни.

Саша пересек набережную. Пса у подворотни уже не было… Саша постоял на тротуаре, глядя на бесконечную, изгибающуюся вдоль набережной цепочку фонарей.

Куда-нибудь забиться. Хоть на несколько часов. Есть же дворы, лавочки…

Саша свернул с набережной и пошел вверх по проулку. Справа и слева из-за заборов в ночных тенях поднимались черепичные крыши домиков. Над заборами, над закрытыми железными воротами торчали рогатые ветки деревьев. Приторно пахло какими-то цветами.

Одолев крутизну проулка, Саша вышел на перекресток, грустно мигающий желтым глазом светофора.

Все калитки были заперты.

Задумчивые и пустые, лежали перед ним улицы, площади, скверы.

И тут слуха коснулся смутный, приглушенный говор. Казалось, прошумел ветер.

Где-то совсем близко зафыркали кони.

Саша быстро пересек перекресток, пробежал вдоль высокого каменного забора и вышел на площадь, тесно уставленную доверху нагруженными грузовиками, повозками. Вздыхали огоньки папирос.

Это был базар.

Здесь наверняка можно было где-нибудь притулиться.

Саша плутал в лабиринте ночной таинственной жизни, обдаваемый теплыми запахами махорки, хлеба, молока…

С одной из телег свесилась нежно белеющая в темноте рука спящей девушки.

Он осторожно обошел ее и увидел на соседнем возу пацана в ватнике. Пацан ел лепешку.

Хорошо бы забраться к нему наверх… Поесть… Завалиться спать…

Саша остановился. Пацан перестал есть, чуть приподнялся на руках. Испуганно посмотрел сверху. Саша свернул за грузовик, протиснулся между большими колесами двух повозок.

Старик в солдатской гимнастерке поил из ведра лошадь. Рядом стоял жеребенок, растопырив тонкие ноги.

Невдалеке, на тротуаре, мокро поблескивала водопроводная колонка. Саша неуверенно нажал ручку. С шумом хлынула из крана вода.

И рот, и глаза, и горло — все было залито, пока он успел сделать несколько судорожных глотков.

Ледяные капли забрались под куртку, под ковбойку. Саша отерся рукавом и зашагал дальше. Мимо высокого ряда решетчатых ящиков, от которых пахло яблоками, мимо шеренги бочек… И очутился в мертвом, пустом переулке. В конце переулка, покачиваясь на ветру, горел фонарь.

Идти было некуда.

За спиной ржанул конь, невнятно послышалась песня. Саша повернул обратно.

Пацан как сквозь землю провалился. Мешки. Снова корзины. Грузовик с картошкой.

…Белеющая во мраке рука спящей девушки.

Вот он!

— Послушай, — хрипло сказал Саша, — дай поесть.

Тот взглянул на Сашу, залез в какую-то торбу, перегнулся и подал большую мягкую лепешку. Нужно было поблагодарить, но рот забила слюна. Саша отошел подальше, обогнул запертую будочку сапожника, прислонился спиной к какой-то стене.

Таких лепешек он никогда не ел. Он бы, кажется, мог уничтожить множество таких лепешек. Десять… Сто… Тысячу…

Саша проглотил последний кусочек и почувствовал, что только раздразнил голод.

Он пошел вдоль стены.

Возник и стал постепенно усиливаться мерный, чуть позванивающий рокот.

Под откосом текла река. В темноте светилась пена — там, где вода ударялась о камни.

Узкая тропка шла вдоль подножия забора, криво спускаясь к берегу.

По реке можно выйти к морю. Там, на пляже, навесы, песок — мягко, чисто…

Саша поднял воротник, засунул руки в карманы — здесь было гораздо холоднее, чем наверху, — и побрел вниз по течению…

Пахло речной гнилью, рыбой.

С отвратительным визгом шарахнулись из-под ног две кошки.

Вдруг Саша увидел вдалеке живое пламя костра.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Не отрывая взгляда от этого все приближающегося островка света, он брел и брел по тропинке. И чем ближе он подходил к костру, тем сильнее сгущалась вокруг темнота.

Неожиданно со всего размаха больно нарвался лицом на какую-то проволоку.

Он замер, схватившись ладонями за лицо, потом свалился к подножию сетчатого проволочного забора и заплакал.

Там, в недоступном мире, по ту сторону сетки смутными тенями сидели вокруг костра люди.

Над огнем уютно бурлил котелок. Из-под крышки время от времени что-то капало в костер, и тогда языки пламени выхватывали из темноты какие-то накренившиеся мачты, перевернутые корпуса лодок…

Черный силуэт отделился от темноты, пошел прямо на Сашу.

Не было сил уйти. Будь что будет. Все равно.

Человек стал с той стороны сетки. Вглядывался сквозь очки.

— Ты кто?

Саша молчал.

— Выпил, что ли? Пьяный? Уходи домой!

Саша плакал, судорожно впившись пальцами в сетку. Плакал и с ужасом понимал, что теперь становится еще больше похожим на пьяного, на какую-нибудь обезьяну в вольере зоопарка. Но не было никаких сил удержать катившиеся из глаз горячие слезы.