Приказано жениться - [139]

Это была тюрьма. Надежная, добротная тюрьма, в которой Настя вынуждена будет провести остаток своей жизни. Девушка прикусила губу, размышляя, как лучше выбраться. Использовать Силу, чтобы просто выбить дверь, было опасно. Наверняка в монастыре хранятся обереги от ведьмовства. Мать Мария когда-то показывала подобные своей воспитаннице.

Смиренно покоряться судьбе Настя тоже не собиралась. Монашество не привлекало её более, но старуха дала понять, что участь девушки решена, и её насильно заставят принять постриг. Коли это произойдет, путь в мир будет заказан. Никто, даже сама императрица не сможет отменить путь Божеский. Значит, придется бежать и немедленно.

Настя внимательно посмотрела на сосны, простирающиеся в темноту леса. Заблудиться в таком лесу очень просто, и даже если удастся вырваться, вряд ли Настя сама сможет найти дорогу в Питерсхофф. Хотя… привезли же её сюда в карете. Значит, дорога есть. Правда, ее и будут в первую очередь искать именно на дороге.

Девушка бросила еще один взгляд на женские фигуры, облаченные в одинаковые одеяния. В голову пришла шальная мысль. Что если ускользнуть из комнаты и затаиться среди монахинь, работающих в огороде. За прополкой можно будет наклониться так, чтобы спрятать лицо, и вряд ли кому придет в голову, что беглянка там. Скорее, будут проверять ворота, да окрестные тропы.

А потом, ввечеру, когда шумиха немного уляжется, можно будет и за ворота выскользнуть. Дорогу, конечно, охранять будут, но ведь можно лесом вдоль нее пройти. Если что – в лесу и Силу использовать легче.

Еще раз обдумав свой план, Настя обернулась к старухе:

– Мы так и будет до утра сидеть?

– А тебе не сидится?

– Не сидится, – послушно кивнула Настя. – Что сидеть без толку? Я вышивать люблю… Дома покров богородице вышивала…

– Вышива-а-ать, – старуха задумалась. – Дело то благое, богоугодное.

Кряхтя, она встала, подошла к двери и определенным образом несколько раз стукнула массивным кольцом. Послышались неторопливые шаги, дверь скрипнула, и статная монахиня заглянула в комнату.

– Чего звала? – глубоко посаженные знакомые ярко-голубые глаза с неприязнью смотрели на девушку.

Настя ахнула. Такие же глаза были и у её жениха. Всмотревшись, девушка заметила сходство монахини с Гришей, а еще больше – с Софьей. Вспомнилось, что одна из дочерей Петра Григорьевича приняла постриг. Ольга, кажется, так её звали.

– Бушует? – тем временем вопрошала монахиня, подчеркнуто игнорируя саму Настю.

– Пяльцы просит. Вышивать, – пояснила старуха.

– Пяльцы? – вновь неприязненный взгляд. – Вот еще! Ночь перед постригом в молитвах и раздумьях проводить надо!

– Так за вышиванием думается лучше, а покрова вышивать дело богоугодное, – пояснила девушка. – Прошу, мать Ольга, не откажите в милости…

Голубые глаза сверкнули:

– Имя мое откуда знаешь?

– При дворе о вас сказывали, да и Софья Петровна упоминала… – Настя рискнула произнести имя старшей сестры Григория.

От волнения голос дрожал. При упоминании имени сестры, взгляд монахини чуть смягчился.

– А не обманываешь?

– Как можно? В Божьем доме? – притворно ахнула девушка и умоляюще посмотрела на свою тюремщицу. – Пожалуйста, я ж дома одной из лучших золотошвеек была! Канителью шила, жемчугом речным… И время быстрее пройдет, мне все равно не уснуть… волнуюсь сильно…

Настя даже сложила ладони на груди и опустила голову, всем своим видом выражая покорность судьбе. Монахиня вздохнула.

– Чего теперь уж волноваться? – фыркнула она. – Раньше надо было думать, когда ты Гришку соблазняла да замуж звала!

– Не звала я! – возразила Настя. – То государев приказ! Я потом, после свадьбы в монастырь хотела уйти, чтобы Григория под гнев государыни не подводить, а так… так даже лучше!

Она смело посмотрела на монахиню. Взгляд голубых глаз смягчился.

– Ладно, принесу, – пообещала та и вышла.

Вновь громыхнул засов. Настя подошла к окну, полностью обратившись в слух. Старуха вновь вернулась к часослову. Ее бормотание действовало девушке на нервы. Настя боялась, что пропустит звуки шагов и не успеет.

Наконец, по коридору вновь зазвучали шаги, дверь открылась и две послушницы внесли огромные пяльцы с натянутой на них тканью. Следом за ними шла монахиня, держа в руках корзинку с цветными нитками.

– У окна поставьте! – засуетилась Настя, бестолково кружа около послушниц, а на самом деле пробираясь к выходу, который преграждала лишь одна сестра Белова. – Наверное, левее, нет, правее…

Резко отпрянув, девушка сделала вид, что споткнулась, схватилась за корзинку с нитками и выдернула из рук монахини. Под ахи и охи мотки радугой рассыпались по полу. Ольга лишь сверкнула глазами, точь-в-точь, как брат, да плотно сжала губы, наблюдая за всей этой суетой.

– Ой, горе-то! Вот я неуклюжая! – запричитала Настя, подбирая ближайшие два мотка и делая вид, что наклоняется за третьим. Потом резко метнулась в сторону, толкнула монахиню так, что так буквально упала на руки послушницам, захлопнула дверь и задвинула засов.

– Ах ты! – донеслось из-за двери. – Обманщица проклятая! Все сюда!

Но девушка уже торопливо шептала заклинание тишины, которое читала совсем недавно в книгах Бутурлиной. По мере того как Настя торопливо проговаривала слова, голоса монахинь, запертых в комнате, становились все глуше.