Приказ - [73]

Когда он встал, чтобы выйти в ванную, зазвонил телефон. Это была Мари.

— Благодарю тебя за все… — проговорила она и, мягко засмеявшись, положила трубку, явно надеясь на то, что Альби сразу же перезвонит ей.

Однако он звонить не стал, а, приняв ванну, выпил еще рюмку коньяку и, улегшись на диване, проспал до полудня.

После обеда Сударыня демонстративно вышла из столовой, не сказав ни слова, хотя ее так и разрывало от любопытства: ей хотелось, чтобы Альби хоть что-нибудь рассказал о своем вчерашнем визите к Мари Шлерн.

Марошффи, загородившись свежим номером «Ешта», углубился в чтение статьи, автор которой защищал Каройи и одновременно знакомил читателей с взглядами его противников на проведение земельной реформы.

«В среде землевладельцев, — читал он, — по-прежнему царит огромное возмущение. Все они обвиняют Каройи в измене. Ходят слухи, что он загонит в гроб не только страну, но даже и надежду на ее возрождение в будущем. Граф Бетлен сделал ему строгий выговор, сказав, что, «разделываясь с крупными землевладельцами, он одновременно убивает мозг и сердце страны». Сам граф и большая часть аристократов отрицательно относятся к республике, они говорят: «Это такой ядовитый гриб, который научит разговаривать рабочих и крестьян, а ведь тот, кто говорит, не работает». Сторонники Каройи с этой точки зрения стоят за необходимость раздела земли, так как и «без этого будет невозможно оторвать венгерского крестьянина от большевистских идей!». Короче говоря, ясно, что раздел земли проводится не ради самих крестьян, а как антибольшевистский шаг… Барон Буза утверждает: «Крестьянин, имеющий землю, будет лучшим солдатом, так как ему уже есть что терять, к тому же он становится сознательным демократом, ибо в его понимании раздел земли и демократия — это одно и то же…»

Альби уже хотел было отложить газету в сторону, когда глаза его отыскали заметку, которая на первый взгляд казалась незначительной:

«Майор Альфред Пожгаи, возглавлявший нашу делегацию в Париж, вернувшись из французской столицы, доложил Михаю Каройи о планах Антанты в отношении Венгрии».

Марошффи сразу же позвонил Истоцки и поинтересовался, состоится ли наконец поездка в Трансильванию, которую планировал Феньеш. Истоцки пообещал на следующий день лично поговорить об этом с господином правительственным советником, после чего начал было объяснять причины своего вчерашнего поведения, но Альби прервал его, успокоив следующими словами:

— Перестань, ты вчера был абсолютно прав, позднее, когда ты ушел, я в этом вдвойне убедился…

Под вечер Марошффи отправился к Илоне Туроци, предварительно договорившись с ней по телефону. Лифт в доме не работал, что тогда в городе было явлением обычным. Пришлось пешком взбираться на пятый этаж.

Илона, хотя и намеревалась покорить Альби, однако к этой встрече умышленно не стала наряжаться, более того, она хотела произвести на него впечатление своей небрежностью в туалете. На ней был халатик зеленого цвета, она даже волосы не уложила, хотя обычно уделяла своей прическе много времени и внимания.

Все это, разумеется, не ускользнуло от внимательного Альби. Замысел Илоны стал ему особенно понятен тогда, когда он заметил под разошедшимися полами халатика тонкую кружевную сорочку.

Альби называл девушку то малышкой, то Илоной, а она пока еще никак не называла его, хотя спокойно говорила ему «ты».

— Ну, осмотрись у меня, — не без гордости сказала Илона. — Это мои владения, созданные благодаря усилиям моего папы. Он у меня член городского магистрата, советник, сейчас находится дома, объявлен больным, хотя нисколечко не болен. Просто ему до чертиков надоела правительственная чехарда, и он целыми днями ворчит, слоняется из угла в угол, однако не хочет идти в магистрат, чтобы участвовать там в различных махинациях. Вот и сидит дома, зарывшись в книги. Он сейчас пишет монографию об истории Буды; позже я тебя с ним познакомлю, наша квартира находится двумя этажами ниже. Ну садись вот сюда, отсюда ты все будешь видеть…

Она усадила Альби на широкую кушетку, покрытую бордовым покрывалом, стоявшую в самом центре мастерской. Огромное итальянское окно мастерской выходило на Королевский дворец и частично на Вермезе. Вдоль стен стояли полотна различных размеров, в основном законченные только наполовину или чуть больше, а то и вообще только-только начатые. Все они на самом деле свидетельствовали о том, что писала их мятежная, ищущая натура.

Марошффи от всех этих этюдов стало как-то не по себе. На каждом из полотен доминировал какой-то один цвет или, как ему объяснила Илона, различные полутона одного и того же цвета.

Заметив растерянность Марошффи, Илона начала объяснять:

— В наше время шедевров больше нет и не будет, для их создания нужен художник со здоровой душой или очень сильной верой. А где, спрашивается, в наше время найдешь такого человека? В живописи существуют только цвета и линии, которые превращаются в форму, но ведь цвета и линии тоже могут убивать друг друга, как, например, действительность убивает мечты. Вот взгляни на этот холст: слева ты видишь на нем светлые пятна, а на них геометрические фигуры, справа — темные пятна, и тоже геометрические фигуры, а между ними — ничего, кроме серого цвета. Как ты думаешь, что, я этим хотела сказать? — С этими словами Илона завладела рукой Альби и, слегка прижав ее к себе, засмеялась. — Это вечный рассвет разгоняет вечные сумерки, а между ними находится серая и враждебная реальность, которая не позволяет осуществиться мечтам.