Приказ - [56]
— И куда только везут этих бедных монашек? — спросил Марошффи, глядя вслед удалявшейся машине, которая тем временем свернула в сторону городского парка.
— На похороны везут, — ответил ему один из прохожих. — Сейчас в Венгрии столько мертвых, что не успевают хоронить.
Однажды, находясь в Торонто, Марошффи стал невольным свидетелем бесконечно длинной похоронной процессии. Было это тоже осенью. В Торонто они приехали вместе с Эрикой и провели в этом великолепно спланированном красивом городе несколько дней. Марошффи интересовался не только городом, но и монастырями, в одном из которых жил строгой затворнической жизнью один из школьных товарищей Альби. Потом они поехали в Мауризио, побывали на кладбище. Ни сам Альби, ни Эрика не были любителями осенней меланхолии, а погода в тот октябрь стояла неважная: накрапывал дождь, листопад был в самом разгаре, по небу плыли рваные облака. Но все это было давным-давно, а сейчас…
Неожиданно Юци почувствовала себя плохо. На лбу у нее выступили крупные капли пота, голова закружилась, однако молодая женщина старалась держать себя в руках.
На углу улицы Фюрде и проспекта Андраши им не удалось сесть в битком набитый трамвай. Пришлось пройти немного в сторону моста Эржебет. Марошффи хотел найти скамейку, чтобы Юци хоть немного отдохнула, но скамеек, как назло, нигде не было.
К счастью, Юци довольно скоро почувствовала себя лучше и попросила Марошффи идти дальше, по направлению к набережной Дуная. И вдруг вдали, в узком проеме между улочками, их взглядам открылся Королевский дворец.
При виде Крепостной горы с Королевским дворцом мысли Марошффи неизвестно почему обратились к последней статье Лайоша Биро, в которой тот писал:
«Так поднимем же усталые веки и обратим свой взгляд на Крепостную гору, купающуюся в золотой осенней дымке, которая, видимо, точно так же сверкала и перед битвой под Мохачем… Маленькая кучка безумцев своими пустыми словами как бы перерезает самые жизненные вены нации, которая взирает на это со скрытой злостью и беспомощностью».
В эти минуты Марошффи забыл даже о присутствии Юци. Он напряженно всматривался в лица прохожих, старался встретиться в ними взглядами, чтобы понять, как, они смотрят на этот мир. Однако ни один человек из этой текущей по улице толпы не ответил на его немой вопрос. К своему изумлению, Марошффи вдруг понял, что лица, которые он видит, страшно неинтересные: серые, желтые, испещренные морщинами, — словом, такие, будто их создатель, подобно неуверенному скульптору, принялся лепить их, но по какой-то причине так и не довел свою работу до конца. Столь нерадостное впечатление усугубилось еще больше тогда, когда они оказались на набережной Дуная, где в широком каменном русле реки Альби увидел холодную грязную воду. Плавный поток принес с собой еле ощутимый аромат далеких лесов. Он же подхватил и унес городской шум, заглушив его.
«Время все сотрет», — невольно вспомнил Марошффи слова матери. Голова у него, казалось, разламывалась от боли. Сомнения не могло быть: у него начался жар. Самочувствие стало отвратительным.
Когда они вернулись на Заводскую улицу, голова у Альбина раскалывалась, глаза болели, во всем теле чувствовалась тяжесть.
Петеру достаточно было только взглянуть на Марошффи, как он сразу же определил диагноз. Ему уже не раз приходилось наблюдать начало, а иногда и конец испанки.
Петер сразу же уступил Альбину свою кровать в комнате, а Юци быстро застелила ее чистым бельем. Правда, Марошффи захотел остаться в мастерской на своем месте, к которому так привык. Больной упорствовал, и хозяевам пришлось уступить ему. Сразу же послали за доктором Мозером, который лечил в округе всех бедняков.
Осмотрев больного, Мозер выписал жаропонижающее и сказал:
— Случай очень тяжелый… Все будет зависеть от организма.
Болезнь на самом деле крепко прихватила Марошффи. Юци, не жалея себя, ухаживала за больным, а старый Татар поил его какими-то отварами. Петер, Юци и старик в свое время по очереди переболели испанкой, поэтому теперь не боялись заразиться ею.
Мартон Терек, навещавший Марошффи каждый день, считал, что у него выработался иммунитет к этой болезни, и потому тоже нисколько не опасался заболеть. Юци регулярно давала Альбину лекарство с ложечки, а старый столяр не скупился на ром, который, по его мнению, помогает в таких случаях лучше всякого лекарства, но поскольку состояние больного не только не улучшалось, а даже становилось хуже, то старик с каждым днем великодушно увеличивал порцию рома. От высокой температуры и немалых доз рома больной находился в одурманенном состоянии.
Доктор Мозер по три раза в день навещал больного. Либерально настроенный старик, верный друг всех бедняков, слывший сторонником радикальных мер в решении общественных вопросов, невольно узнал из уст самого больного его тайну, которую тот выболтал в горячечном бреду, и потому с двойной энергией старался спасти ему жизнь. Однако, несмотря на все это, состояние больного не улучшалось, короткие периоды сознания сменялись беспамятством, и это все больше беспокоило доктора Мозера.
А между тем в мире происходили большие перемены, о которых Марошффи в минуты просветления узнавал от дежуривших возле его кровати друзей: Петера, Мартона Терека, Юци или Тибора Шароша. Обрывками до него доходили такие фразы: «Болгарской армии больше не существует…», «Турки сложили оружие…», «Чехия стала независимой…», «Король вызвал Каройи к себе…», «Партия Тисы проголосовала за мир…».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.