Приказ - [29]

Сударыня могла бы предпринять и более решительный маневр. Например, сказать сыну: «Тебе надо смотреть правде в глаза. Она, вероятно, просто-напросто не ощущает потребности встретиться с тобой. Она считает тебя погибшим и, возможно, начала уже как-то устраивать свою жизнь. Она не принадлежит к числу тех женщин, которые всю оставшуюся жизнь верны церковной клятве. Она, видимо, считает тебя быстро вылинявшей декорацией, которую вполне можно заменить другой. И уж коль она себя так ведет, тогда почему же и ты не можешь считать себя совершенно свободным? Мари Шлерн по-прежнему независима и очень привлекательна. Правда, вокруг нее увивается некий пожилой генерал, но если бы ты только захотел…»

Однако очень скоро Сударыня убедилась в том, что гораздо легче воображать себе эти лихие гусарские атаки, чем осуществлять их на деле, а вскоре она вообще отказалась от своих планов, так как задумала нечто иное. Еще до возвращения Альби Сударыня обнаружила и спрятала дневник невестки. Сделала она это из-за того, что Лиза была чрезмерно любопытна. В свою маленькую, обтянутую шелком книжечку, расшитую золотыми нитками, баронесса крошечными буквами записывала наиболее интересные события дня.

Этот дневник вдова подбросила сыну, причем весьма осторожно и ловко, так что сын ни в чем не смог упрекнуть ее. Женская хитрость не имеет границ, когда женщине надо чего-нибудь добиться. Альби легко попался в эту ловушку и стал расшифровывать лаконичные записи Эрики. Особенно заинтересовали его события последних недель, о которых жена записала в своем дневнике не слишком много:

«Вместе с отцом мы пригласили к нам домой Денешфаи… Я опять послала записку Денешфаи… Мы вместе с Денешфаи обедали в «Карлтоне»: отец, он и я. Дело нелегкое…»

Альби никогда и в голову не приходило подумать об Эрике что-либо такое, что могло бы бросить тень на безоблачные взаимоотношения между ними. И все же он не мог понять, как ему расценить столь частое упоминание на страницах дневника имени Денешфаи. Особенно его заставляли задуматься такие записи:

«Денешфаи не совсем бескорыстный человек, а меня подгоняет время… Ну, наконец-то Денешфаи по-настоящему взялся за это дело, если верить его словам…»

Имя же самого Марошффи довольно редко появлялось на страницах этой маленькой книжечки, а если и появлялось, то как бы между прочим, например:

«Всем кажется весьма странным непонятное молчание Альби, он не пишет даже своей матери… Денешфаи считает Альби прекрасным офицером, замечательным человеком и настоящим патриотом… Замечательным, только непонятно, что под этим подразумевает сам Денешфаи?»

О частной жизни Эрики свидетельствовали довольно лаконичные записи:

«Вчера вместе с отцом была в опере, музыка Вагнера мне теперь кажется слишком громкой, хотя я по-прежнему люблю ее… Слушала сонеты Бетховена в консерватории, в партере было много слепых военных… Дохнаньи и Хубай все еще популярны, но почему?.. Говорят, надо обязательно посмотреть «Отель «Империал», утверждают, что это прекрасное пацифистское произведение, где в уста одного русского солдата автор вкладывает то, что смело мог бы сказать любой венгерский солдат или даже офицер: «Я больше не желаю никого убивать, я уже не верю в то, что это необходимо…» Мари Шлерн, старая любовь Альби, пригласила меня на спиритический сеанс, но я не люблю общество дам, увлекающихся благотворительностью, хитрых иезуитов, всяких выскочек-политиков и офицеров, которые под любым предлогом стараются избежать отправки на фронт… Байрона я люблю за его пессимизм, а Фламмариона — за оптимизм… Правда, не исключено, что я могу там встретиться с интересными людьми…»

Иногда Эрика писала более подробно: об одном дне она заполнила записями несколько страниц дневника:

«Известная суфражистка Марианна Ф., с которой я встретилась на послеобеденном чае, затащила меня к себе. Она уверяет, что Каройи склонен заключить сепаратный мир, но прежде он хотел бы добиться примирения между многочисленными народностями нашей монархии, и вообще необходимо хотя бы по рецепту Фердинанда покончить с дуализмом. Тиса чинит ему всяческие препятствия, поэтому надо добиться, чтобы он ушел со своего поста. Марианна играла вальсы Легара, от которых у меня так щемит сердце, при этом она всячески поносила войну, которую считает отвратительной выдумкой мужчин. Потом она захлопнула крышку рояля и заявила, что мир до тех пор не будет счастливым, пока женщины не займут в нем главенствующее положение. Она всячески восхваляла мою красоту, гладила, обнимала, даже целовала меня. И была весьма удивлена, когда я внезапно уехала…»

А через несколько дней Эрика записала в своем дневнике следующее:

«Сегодня за окном какой-то темно-синий туман. Я разглядывала его из окна, и мне казалось, что в его мареве плавают какие-то странные люди-чудовища, похожие на рыб… Я читала роман Шандора Броди «Доктор Фауст», он так меня взволновал…»

Написав еще несколько строчек, она подчеркнула их:

«Эта отвратительная война у каждого из нас что-нибудь да отбирает, грабит нас… Ведь каждый день, проведенный без моего Альби, — это украденный у меня день… А ведь жизнь женщины так коротка, она продолжается лишь до тех пор, пока не увянет ее красота… Я уже нашла у себя в густой черной пряди на лбу седой волос, это буквально ошеломило меня…»