Приходи в полночь - [35]

Она перевернула страницу, чувствуя, что он подошел к ней сзади.

— Они красивы, — сказала она.

— Спасибо. К сожалению, мне пришлось закрыть проект.

— Почему?

Ли поняла, что ответ не нужен, когда увидела следующую фотографию: молодая женщина стояла по щиколотку в мелком пруду, наклонившись над своим отражением. Одной рукой она касалась своей груди и смотрела на это с изысканным изумлением, отразившимся на ее лице. Но внимание приковывала ее вторая рука. Она направлялась к ее промежности, пальцы расправлены в откровенном, жаждущем жесте.

Ли стремительно отдернула от страницы руку.

— Почему я закрыл проект? — Он засмеялся. — Потому что модели, с которыми я обычно работаю, не хотят раздеваться перед фотографом, над которым висит обвинение в убийстве. Вряд ли я могу их за это винить.

Он встал рядом с ней, и Ли поняла, что он наблюдает за тем, как она рассматривает его работы. На следующем снимке женщина стояла на четвереньках, спина выгнута, она смотрит на что-то позади нее. Ночная рубашка женщины задрана, беззастенчиво показывая ее наготу. Явно заметно, что ее одолевают эротические фантазии.

— Если она простоит так еще немного, — пробормотал Монтера, — ее оседлает какой-нибудь парень.

У Ли перехватило дыхание. Она в гневе повернулась к нему:

— Да как вы смеете?

По его красивому лицу скользнула улыбка:

— Как я смею что? Разве вы не чувствуете… что она хочет заняться любовью? Разве это плохо?

На секунду Ли безнадежно растерялась. Он нарочно сбивает ее.

— Я имею в виду ваше замечание. Оно было абсолютно неподобающим.

— Мы не в вашем кабинете, доктор. Здесь работаю я, и, к счастью, ваши правила здесь не действуют. А если бы действовали, я бы никогда ничего не сделал. Во всяком случае, ничего стоящего.

— Каким же образом мои правила вам мешают?

— Ваши правила, чьи бы то ни было правила… Я очень давно перестал беспокоиться по поводу того, что подобает, а что нет. Это мешает хорошему искусству. Или хорошему сексу. Всему хорошему.

Ли захлопнула папку.

— Я приехала сюда не для разговоров о хорошем сексе. Я приехала посмотреть на ваши работы, а может, даже посмотреть, как вы работаете, если это можно устроить.

— А что плохого в сексе, доктор, хорошем или не очень? Мои работы именно об этом. И обо мне. И если только у вас не удалены яичники, как у лежащей там Мэрилин… — Он указал большим пальцем на кошку, которая с надеждой взглянула на него при звуке своего имени. — Тогда и о вас тоже.

Если он пытался ее дразнить, то был весьма близок к успеху. Она с удовольствием сказала бы ему все, что думает о его отношении к сексу как к смыслу жизни, чего он, несомненно, и добивался. Но она не собиралась забывать о своих профессиональных принципах только потому, что он в них не верил.

— Если смотреть поверхностно, то, возможно, некоторые ваши работы посвящены сексу, — признала она. — Но в них есть и что-то еще. — Она подошла к ближайшей фотографии на стене, изображавшей женщину, чье настроение было таким же мрачным и грозным, как небо позади нее. — Эта женщина явно несчастна, и мне кажется, о сексе она не думает.

— Не будьте так уверены. — Он снова тихо рассмеялся. — Может, у нее только что был не слишком удачный акт.

Ли гневно фыркнула:

— Ну и задница же вы, мистер Монтера! На тот случай, если вы еще об этом не знаете.

Равнодушно глядя на нее, он сунул руку под свою обрезанную футболку, будто собираясь почесать живот, покрытый темными волосами.

— Вы мне больше нравитесь, доктор, когда сердитесь. Тогда ваши глаза мечут молнии.

Больше всего на свете Ли хотелось повернуться и уйти. Этот человек использует вульгарные выражения и почесывается у нее на глазах! Но Ник Монтера слишком часто заставлял ее чувствовать себя сухой формалисткой. Если прежде ей было просто любопытно, то теперь она с упрямой решимостью готовилась выяснить, что питает темную движущую силу этого фотографа. И если ее теории верны, разгадка здесь, в его работе, в фотографиях, развешанных по стенам.

— Что вы чувствовали, когда фотографировали этих женщин? — спросила она. Вопрос прозвучал резче, чем ей хотелось.

Он подошел к дремавшей кошке и принялся легко перебирать пальцами мягкую шерстку. Мэрилин развернулась и потянулась на солнце, как маленькая львица, пока Монтера ее гладил. Его браслет-змейка поблескивал, как древний символ эротической связи между человеком и животным.

Довольное урчание кошки разносилось по всему помещению. Ли нетерпеливо переступила с ноги на ногу. И наконец Монтера посмотрел в ее сторону. Выражение его лица давало понять, что его общение с кошкой было вознаграждено гораздо больше, чем общение с ней, но — вечный оптимист — он намерен провести еще один раунд.

— Что я чувствовал? Это слишком расплывчатый вопрос, доктор. Не могли бы вы его детализировать?

— Ваши модели раскрываются перед вами. Это ясно видно по снимкам. Они вам доверяют. Вам никогда не казалось, что вы злоупотребляете их доверием? Эксплуатируете их?

— Черт побери, нет… Я делаю их бессмертными.

Каблучки Ли резко клацнули по плитке. Так же, как он обессмертил Дженифер Тейрин?

— Как именно?

Он продолжал поглаживать кошку, по-прежнему гипнотизируя ее своими волшебными прикосновениями.