Приговорен к расстрелу - [65]

Судебный процесс длился более 20 лет; Анна скончалась в ходе процесса, не дождавшись его завершения. Но ее дети смогли унаследовать деньги, полученные в качестве компенсации. Правосудие восторжествовало, хотя и с опозданием. Это дает надежду и другим иммигрантам, что даже на чужбине их права не могут быть попраны.

Но это — о людях, которые всегда честно пробивали себе дорогу. Таких меньшинство. Некоторые бывшие функционеры, партийные, профсоюзные и комсомольские работники зачастую не только не пострадали в ходе перестройки, но и укрепили свое положение. Многие из них посылают теперь своих детей за границу, в том числе и в Австралию. Они купили дома за наличные деньги в дорогих районах, таких, как Золотое побережье, их дети учатся в элитных университетах, а они сами готовятся переехать сюда на «заслуженный» отдых, особенно в случае невыгодного для них поворота возможного следующего раунда передела собственности в России. Они и их дети на полную катушку используют социальные блага и услуги капиталистического общества (пенсии, дешёвое жилье, скидки на транспорт и коммунальные услуги, бесплатную медицину, практически бесплатное образование и государственные переводческие службы), естественно, все еще, по старой привычке, поругивая его.

* * *

Позвонила сестра Катя. Ей удалось получить визу на поездку в Индию, по линии профсоюза. Такой шанс для советского человека может оказаться единственным в жизни, я должен был бросить все и увидеть ее.

Прошлое внезапно стало для меня реальностью. Я не мог уклониться от него. Сестра была моей ожившей памятью, Россией. Двадцать пять лет разлуки подходили к концу. Круг замыкался.

Затерялось Катино письмо с описанием ее маршрута — непростительная небрежность, которая позже оказалась скрытым провидением, прямо по Фрейду.

Мне повезло, что маршрут сестры был потерян. Я успел дать ей адрес в Нью Дели, через который она может найти меня. Это и спасло встречу, поскольку маршруг группы изменился. Мы были близки к тому, чтобы потерять друг друга, когда я, наконец, получил сообщение от Кати. В результате и она, и я поселились в одном отеле, так что могли провести столько времени вместе, сколько возможно, не выдавая себя «наседке» из КГБ. Мы проговорили целую ночь.

Говорили обо всем: о России и Австралии, о ней, Кате, и обо мне, о нашей матери и моей дочери, о политике, литературе, религии… Я чувствовал свою близость с сестрой, но мы были разделены невидимой чертой. Ее представления о внешнем мире и о моей жизни казались наивными, а то и просто неверными. Так, она, привыкшая к опеке КГБ, всерьез подозревала, что за нашей встречей ведет наблюдение и ЦРУ! Сестра ясно дала понять, что очень привязана к России и своей семье и никогда бы не захотела покинуть Россию навсегда.

Утром мы попрощались, крепко обнявшись, думая, что, возможно, никогда больше не увидимся. Катя спросила, может ли она сделать что-нибудь для того, чтобы я вернулся в Россию. Я ответил — ничего, это никогда не будет возможно. Туристский автобус отошел[28].

Я поехал в Кашмир, чтобы немного отдохнуть. В городке Шринагар, около которого я остановился в плавучем отеле, было спокойно, хотя в горах иногда шли столкновения между пакистанскими экстремистами и индийской армией. Помню смешную сценку. Я занимался тогда китайской книгой И-цзин[29], и хозяин отеля попросил погадать ему. Ему выпала гексаграмма, говорившая о женитьбе бедного жениха на богатой невесте. Оказалось, что я попал в точку, ибо именно неравный брак был его главной проблемой. Помню, как хозяин привел потом своих родственников, чтобы я им тоже погадал. Меня долго не отпускали.

Я должен был лететь на конференцию в США, где мне предложили работу переводчика. До конференции оставалось две недели. Я летел с остановкой в Германии, где хотел повидать друзей и отдохнуть от Индии.

Вскоре после прибытия в Германию я слег с лихорадкой и ощущением полного изнеможения.

Я подхватил какой-то вирус, плавая в загрязненной воде в Кашмире. Казалось, все стрессы предыдущих недель, а может быть и лет, искали выхода. Голова горела. Но вдруг все прошло. Я начал писать. Каждый день военные реактивные истребители — не знаю, американские или немецкие — пролетали над головой. Подобно разъяренным шершням, они вспарывали воздух, выполняя свои виртуозные маневры. Когда я писал, то неизъяснимым образом словно изгонял их из своего сознания.

Я был в Германии, стране, которая убила моего отца. Я знал, сколь преходящ и хрупок мир. Невидимая пыль из взорвавшегося реактора в Чернобыле оседала на дно мирного пруда, на который я смотрел с веранды. Была весна 1986 года.

РАБОТА В ВАВИЛОНСКОЙ БАШНЕ

Когда началась Перестройка, на запад хлынули целые толпы советских общественных деятелей, ученых и писателей. Одной из первых американских организаций, оценивших значение перемен, был тот самый институт Эсалена в Калифорнии, где я раньше проходил курсы и семинары. Я стал консультантом и переводчиком для их программы советско-американского обмена. Институт провел много конференций, коллоквиумов и собраний, например, организовал первый визит в США тогда еще практически неизвестного Бориса Ельцина. Меня пригласили переводить для него, но я уже подписал контракт на другую конференцию. С будущим президентом я встретился несколько лет спустя, на Конгрессе соотечественников в 1991 году.