Приговорен к расстрелу - [64]

Приятель, доктор, чуть было не уговорил меня принимать лекарство от депрессии. В эти моменты помрачения я видел себя типичным Питером Пэном, психологическим недорослем, соскальзывание которого в религию, мистицизм и другие высокоинтеллектуальные занятия было бегством от настоящей ответственности за себя и свою судьбу.

Мистические учителя, гуру вроде Раджниша, сами были Питерами Пэнами или же представляли собой умных эксплуататоров, более наивных молодых современников. Нет, я должен восстановить членство в Австралийском компьютерном сообществе, получить магистерскую степень и стать продуктивным членом общества. Тогда буду признан и обеспечу себе безопасную жизнь в среднем возрасте и досрочную пенсию.

И все же, думал я, мой путь был не напрасен. Я не хотел бы бесповоротно вернуться к тому, чтобы есть картошку Ван Гога и наполнять ею свое подполье, после того как попробовал его подсолнухи.

Я пытался записывать свои рассказы на магнитофонную ленту для матери и сестры, делясь с ними своим опытом. И обнаружил, что почти не способен говорить на понятном им языке. Сделал около двадцати попыток и закончил просто пением русских народных песен.

Страх нищеты, потери уважения, страх стать изгоем начал преследовать меня. Я был подвешен между двумя мирами — прошлым в Советском Союзе и поисками на капиталистическом Западе. Вспоминал то, что мать сказала по телефону: «Самое страшное для человека — это жадность»… Знала ли она, что существует и духовная жадность?

В своих снах я снова попадал на родину, и всегда что-то было не так: чиновник или милиционер останавливал меня и спрашивал, почему я там. Как правило, во сне я находился там тайно, не имея соответствующих документов. Потом видел сон — последний из этой серии, в котором, остановленный чиновником, уверенно показывал паспорт со штампом, разрешающим въезд в Россию и выезд из нее по моему желанию.

Конечно же, жила во мне и другая Россия: край девственных лесов и озер с кристально чистой водой, край просторной, захватывающей дух красоты. Родина жила для меня и в старинных народных песнях, которые я все еще пел, когда был за рулем в одиночестве. Наверное, во мне говорил дух моего прадеда Мирона, целителя, человека, который чувствовал себя связанным с тайнами жизни.

Однако эта моя Россия как бы спала, была лишь воспоминанием. А официальная Россия, Советский Союз, ассоциировалась с самоуверенными передовицами, двойными стандартами морали, бездуховностью. Каждый раз, читая советскую газету, я съеживался. И чувствовал, что не только правительство, но даже народ осудил бы меня. Я был предателем, перебежчиком (или сбегантом, как любила шутить одна моя австралийская приятельница, изучавшая русский язык). Мои взгляды были бы непонятны русским.

Если уж ты попал на Запад, сказали бы они, почему бы тебе не перестать стенать о Боге и судьбе и не пожить всласть? Миллионы русских охотно поменялись бы с тобой местами, чтобы просто иметь возможность купить все эти видеомагнитофоны и машины, которые ты рассматриваешь как не столь уж значительные вещи. Люди хотят жить нормально, без нищеты и лишений.

Но ведь большинство людей на Западе, размышлял я, тоже дерутся за лучшую зарплату или лучший дом, платят непомерные деньги за страховку, чтобы как-то защитить себя от чувства тревоги за будущее, жалуются на инфляцию и безработицу. И какими бы богатствами не располагала страна, люди сделают так, и очень быстро, что выявится недостаток в земле, в рабочих местах, в домах, которые можно снять или купить. Некоторые загребут больше, чем нужно, а другие должны будут бороться за самое необходимое. Неравенство есть повсюду.

Я знал об особых трудностях многих российских семей, которые эмигрируют без английского языка, денег или контактов, не имея легко переносимых на чужую почву профессиональных навыков, особенно в случае достижения ими старшего возраста. Родители, присоединяющиеся к своим детям, которые уже живут на Западе, зачастую продолжают жить в основном старыми воспоминаниями. Они не в состоянии пустить новые корни на чужой земле; они чувствуют себя как оранжерейные растения, пересаженные в цветочные горшки.

Пример такой несколько трагической, но поучительной истории — моей знакомой Анны, приехавшей сначала в Америку и позже переселившейся в Австралию. Анна много лет пыталась получить приличную работу. Она была доктором наук и говорила на нескольких языках, включая английский. Живя в Нью-Йорке со своей матерью и двумя детьми, она всеми силами боролась за выживание. Работала как доброволец, создавая собственные программы для американского радио на английском языке. У нее были прекрасные рекомендации от ведущих специалистов в университетах Европы и США, которые знали о ее работе в России. Однако, когда она переехала в США, некоторые ее американские коллеги смотрели на нее уже как на опасную конкурентку. Не сумев получить работу по специальности, она подала заявление на работу в «Голос Америки» и прекрасно сдала экзамен для поступления, но не получила ее, так как на ее место был нанят менее опытный, но более «пробивной» мужчина. Но Анна не потеряла духа и присоединилась к группе других женщин, подавших в суд иск по поводу дискриминации в пользу менее компетентных мужчин. Их адвокаты в конечном счете выиграли это дело у федерального правительства, добившись солидного вознаграждения для 1100 женщин, не получивших работу в государственных учреждениях в силу дискриминации по признаку пола.