Приглашение в социологию эмоций - [52]
• Ты завидуешь успеху своего друга или гордишься им?
• Ты довольна своей оценкой или расстроена?
Безусловно, люди могут задавать и «открытые» вопросы по поводу наших эмоций. Однако даже общий вопрос: «Что ты чувствуешь по поводу [Х]?» является коучингом, поскольку побуждает нас сосредоточиться и сообщить о нашем переживании, используя словарь эмоций, а не любую другую терминологию. Совсем другой ответ можно получить, если сформулировать вопрос следующим образом: «Что ты думаешь об [Х]?» или «Какое значение вы присвоите [Х] по шкале от 1 до 10?».
«Помощь», которую мы получаем от других, не заканчивается на выборе определенного названия для наших эмоций. Люди подталкивают нас к изменению описания характеристик нашего чувства – является ли оно слабее, сильнее или совершенно другим. Таким образом, коучинг во взаимодействии идет рука об руку с другим социальным процессом – повышением интенсивности (upgrading) или понижением интенсивности (downgrading) в определении эмоциональных переживаний [Staske, 1996].
Например, люди часто выражают свое неодобрение относительно поведения других. В своем неодобрении они иногда заходят очень далеко, говоря что-нибудь вроде: «Я ненавижу президента Обаму!» или «Терпеть не могу эти чаепития!». Однако не все выслушивающие такие утверждения поддерживают или терпят их. Люди любят напомнить другим, что «ненависть» слишком сильная или неуместная эмоция. Они могут посоветовать: «Будь осторожен. Ненависть – слишком сильное слово». В ответ говорящий может быстро изменить обозначение названной эмоции менее выразительным определением: «Хорошо, скажем, мне не очень нравятся эти чаепития».
Подобным образом наши собеседники иногда подвергают сомнению используемые нами языковые категории для обозначения позитивных эмоций. Так, в ответ на фразу: «Безумно люблю тайскую еду!» можно услышать ироничную реплику: «Собираешься жениться на ней?». Такая реакция – своего рода подсказка, чтобы говорящий изменил изначальное описание в направлении понижения интенсивности чувства, вследствие чего интенсивность выражения «безумно люблю» значительно снизится: «Нет, но мне она сильно нравится».
Наши партнеры по взаимодействию побуждают нас не только понижать интенсивность эмоции в ее описании, но и повышать ее, тем самым подталкивая нас в противоположном направлении. Например, в повседневной жизни я часто говорю своей жене: «Я люблю тебя» (например, во время приготовления обеда). В ответ она шутливо спрашивает: «Да? Сильно?». Широкая улыбка на ее лице говорит мне, что она не сомневается в моей искренности, но нежно подталкивает меня к тому, чтобы я предложил более сильное определение (и усилил характеристику) моих эмоций. В ответ я могу сказать: «Я люблю тебя ВОТ ТАК СИЛЬНО», при этом широко разводя руки и тем самым усиливая описание. «Я люблю тебя больше жизни!», – другой (слишком сентиментальный) вариант ответа. Третьим вариантом может быть: «Я люблю тебя больше, чем мороженое», – что является шуткой, но принимается, поскольку она знает, что это мое любимое лакомство.
Возможны также ситуации, в которых люди побуждают нас усиливать описания негативных эмоций. Например, находящиеся в депрессивном настроении люди иногда отвечают, что чувствуют себя «хорошо» или «неплохо». Но в ответ их собеседники могут спросить: «Ты уверен(а)? Ты выглядишь слишком расстроенным», тем самым предоставляя возможность использовать более сильные и откровенные определения [Staske, 1996].
Дискуссии о том, «кто лучше всех знает» об эмоциях
Как мы увидели, люди могут сотрудничать в обозначении как собственного эмоционального опыта, так и опыта других. Это сотрудничество может быть относительно согласованным, когда люди мягко подталкивают нас к определенным названиям, которые мы, не особенно задумываясь, принимаем. С другой стороны, это взаимодействие может вызывать споры. Идентификация эмоций может быть групповым процессом, но таким, где люди не всегда соглашаются по поводу того, как наилучшим образом охарактеризовать эмоциональные состояния [Gubrium, 1989].
Несогласие может возникать не только по поводу того, какое обозначение является верным, но и в отношении обоснованности знания об эмоциях, которым обладает тот или иной человек. Кто из них находится в лучшей позиции, чтобы утверждать, что´ именно чувствует другой? На этот простой вопрос найти ответ гораздо труднее, чем кажется.
Как мы уже обсуждали в гл. 1, американцы обычно думают, что эмоции – это частное дело каждого. Это представление ведет к глубокой уверенности в том, что только сам человек, испытывающий какую-либо эмоцию, может авторитетно говорить об этом. Люди часто утверждают, что только они сами имеют привилегированный доступ [Gubrium, Holstein, 2009] к собственным эмоциональным состояниям, а другие не способны понять их чувства:
• Не говори мне о том, что я чувствую! Ты не можешь знать о моих чувствах, ты не был на моем месте.
• Пока ты сам не переживешь ад депрессии, ты не сможешь понять, через какие страдания пришлось пройти мне.
• У тебя же нет детей, верно? Значит, ты не имеешь понятия, как тяжело (или какое это счастье) воспитывать подростка!
Природа таит в себе множество сюрпризов: лиственные деревья влияют на скорость вращения Земли, журавли становятся помехой для испанских производителей хамона, хвойные леса способны вызвать дождь. Она как огромный часовой механизм, только гораздо сложнее. Влюбленный в природу лесничий Петер Воллебен позволяет читателю окунуться в этот секретный мир и раскрывает завораживающие взаимосвязи между растениями и животными. Для широкого круга читателей.
Пособие призвано развить в школьниках, студентах и начинающих журналистах умение создавать красивые, яркие и точные образы, оставаясь в рамках существующего русского языка, не вульгаризируя его англицизмами, жаргонными словами и разговорной речью низкого уровня. Задача, поставленная автором, довольно амбициозна: не только научить правильной письменной речи, но пробудить вдохновение к созданию таких текстов и дальнейшему совершенствованию. Адресована студентам факультетов журналистики и филологических факультетов, а также тем, кто стремится грамотно и образно излагать свои мысли на бумаге.
Не верьте, что пиратское общество состояло сплошь из негодяев, получавших удовольствие от грабежей, пыток и убийств. В Золотой век пиратства взошли звезды, которые горели бесстрашной непокорностью и четкой приверженностью идеям справедливости и равенства. Эксперт в области социального предпринимательства, независимый консультант по стратегическому менеджменту Facebook, Google, BBC, Johnson & Johnson, Unilever, PlayStation, Red Bull, Dyson и других крупных мировых брендов, Сэм Коннифф Альенде раскрывает подлинную историю пиратства, описывая приемы и методы Генри Эвери, Бартоломью Робертса, Энн Бонни, Мэри Рид, Генри Моргана, Сэма Беллами, Эдварда Тича по прозвищу Черная Борода и других флибустьеров.Похожие методы взяли на вооружение современные пираты – от Илона Маска, Стива Джобса и создателей технологии блокчейна до Бэнкси и исполнителей рэпа и хип-хопа.
В этой книге говорится об Исконной Вере и Стари у Южных Славян. Исследование, которое мы провели, не основывается на песнях, преданиях и обрядах, сохранившихся до сих пор, ни даже на письменных летописях. Главная особенность научного подхода, примененного в этой книге, это его опора на образные представления, которые у Южных Славян, совместно со многими другими народами, возникли со временем.
Книга представляет собой один из первых в отечественной научной литературе опытов междисциплинарного подхода к проблематике искусственного интеллекта. В ней рассматриваются философские, методологические, общетеоретические и социокультурные аспекты данной проблематики, обсуждаются актуальные задачи моделирования искусственного интеллекта в связи с рядом логических и математических вопросов и под углом соотношения искусственного интеллекта с естественным и современных разработок проблемы "сознание и мозг".
Никогда не уйдет в прошлое интерес к познанию происхождения и последующей эволюции уникального человеческого вида. От древесной обезьяны до человека разумного — дистанция огромного размера. В настоящем издании она заполняется известными и новейшими материалами по истории антропологических знаний о движущих силах и закономерностях развития семейства гоминид, адаптивном полиморфизме вида гомо сапиенса, его расовой структуре, перспективах развития.
С тех пор как глобальная волна («третья волна») демократизации достигла пика на рубеже 1980‑1990‑х годов, тема демократизации стала важнейшей для понимания современного мира политики. Неслучайно во многих бакалаврских и постдипломных учебных программах по политической науке и международным отношениям появились учебные курсы по политическим изменениям и демократизации, но при этом предложение высококачественных учебников по данной тематике остается ограниченным. Настоящее учебное пособие восполняет указанный пробел, доступно и в систематизированном виде знакомя студентов и всех интересующихся современной политикой с теоретическими и практическими аспектами политических изменений и демократизации.
Учебник «Что такое антропология?» основан на курсе лекций, которые профессор Томас Хилланд Эриксен читает своим студентам-первокурсникам в Осло. В книге сжато и ясно изложены основные понятия социальной антропологии, главные вехи ее истории, ее методологические и идеологические установки и обрисованы некоторые направления современных антропологических исследований. Книга представляет североевропейскую версию британской социальной антропологии и в то же время показывает, что это – глобальная космополитичная дисциплина, равнодушная к национальным границам.