Приглашение в социологию эмоций - [15]
Предположение, что женщины более эмпатичны и заботливы «от природы», также может вести к поддержанию неравенства, несмотря на то что подчас это выглядит как комплимент или добродетель. Жены могут выполнять свои обязанности, подчиняясь правилам чувствования, требующим от них быть более доступными, чувствительными и заботливыми, чем их мужья, что, в свою очередь, ведет к неравному разделению труда в домашней сфере [Schrock, Knop, 2014]. Гендеризованная природа эмоциональных норм помогает объяснить, почему матери целуют оцарапанные коленки, утирают больше слез, более внимательно слушают и выполняют больше «межличностной» работы, сохраняющей близкие отношения в семье и делающей семьи более функциональными [Deutsch, 1999; Erickson, Cottingham, 2014].
Также эмоциональные нормы производят неравенства и вне дома. Обсудим такой контекст, как рабочее место (см. примеч. 3 в конце главы). Часто наименее оплачиваемые работники обязаны выполнять наиболее трудные задачи: к примеру, когда в сфере обслуживания нижестоящие работники принимают на себя всю тяжесть недовольства клиента и его неподобающего поведения. В сравнении с ними менеджеры среднего и высшего звена более защищены от негативных эмоций и «организационными щитами»[20] (когда, например, административные помощники ограничивают свой контакт с публикой), и «статусными щитами» (властью и престижем, которые не дают другим выместить на них негативные чувства). Работодатели, таким образом, могут требовать от работников низшего звена, чтобы они строго придерживались определенных эмоциональных норм («Всегда улыбаться и никогда не отвечать на возмущение клиента»), что подчеркивает существующие неравенства по доходу и властным полномочиям. Эмоциональные нормы могут также акцентировать гендерное и расовое неравенство на рынке труда. Например, от женщин могут ожидать больших усилий в деле эмоциональной поддержки клиентов, пациентов или студентов [Bellas, 2001]. Чернокожие мужчины в сравнении с белыми мужчинами не могут также свободно выражать недовольство на рабочем месте из страха прослыть «разгневанными чернокожими мужчинами» [Wingfield, 2010][21].
Эмоциональные нормы неочевидным образом содержатся даже в идеологиях, которые легитимируют классовое и политическое неравенство, охватывающее общество в целом. В феодальных обществах существенные экономические различия объяснялись благородным происхождением и «божественным правом королей»; рабство, в свою очередь, оправдывалось с помощью представлений о врожденной неполноценности рабов [McNamee, Miller, 2014]. Эти когнитивные системы верований обычно сопровождаются соответствующими эмоциональными нормами [Loseke, 2009]. Если неравенство обосновано, то подчиненные должны испытывать спокойное смирение или, возможно, стыд вследствие своей низкой позиции, но никак не враждебность или негодование (outrage). Сегодня многие американцы верят, что общество США представляет собой меритократию, где экономический успех является главным образом результатом таланта и усердной работы. В рамках этой идеологии успешные люди должны испытывать гордость за свои очевидные для всех умения и целеустремленность, а бедные должны чувствовать смущение или сожаление по поводу своего трудного положения. При этом многочисленные факторы, не связанные с меритократией и обусловливающие успех, преуменьшаются, например, происхождение из богатой семьи, финансовый доступ к качественному образованию и здравоохранению, получение образования во время экономического подъема, а не во время экономического кризиса, связи с людьми из высших кругов и проч. [McNamee, Miller, 2014]. Меритократический миф служит причиной самообвинений в экономической несостоятельности, а не побуждает к культивированию эмоций, которые могли бы привести к требованию реформ или бунту против существующих социальных условий [Schwalbe et al., 2000].
Нормы ревности меняются с течением времени
Исследования Гордона Клэнтона [Clanton, 1989; 2006] содержат интересный и доступный для понимания пример социологического исследования эмоциональных норм. На основе «Руководства для читателей периодической литературы» (Readers Guide to Periodical Literature) Клэнтон изучил все научно-популярные журнальные статьи, написанные о ревности за 40 лет, с 1945 по 1985 г. Автор фокусируется особенно на тех статьях, где ревность рассматривается в брачных и романтических отношениях. При внимательном изучении статей (опубликованных в таких журналах, как «Redbook») Клэнтон заметил «осевой сдвиг» в предлагаемых советах и дискуссиях.
С 1945 г. и до конца 1960-х годов ревность в изученных статьях рассматривалась как «доказательство любви» к партнеру. Небольшая ревность считалась «хорошей вещью»: она была показателем того, что человек ценит отношения с партнером. Ревность была свидетельством, что каждый партнер – «живой человек», а также демонстрацией любви, способствующей близости. К патологической и навязчивой ревности относились неодобрительно, но главный акцент делался на рутинной разновидности этого эмоционального переживания, неизбежной, но позитивной.
В этой книге говорится об Исконной Вере и Стари у Южных Славян. Исследование, которое мы провели, не основывается на песнях, преданиях и обрядах, сохранившихся до сих пор, ни даже на письменных летописях. Главная особенность научного подхода, примененного в этой книге, это его опора на образные представления, которые у Южных Славян, совместно со многими другими народами, возникли со временем.
Это первая и, к сожалению, пока единственная книга в нашей философской литературе, специально посвященная обману – столь повсеместному явлению, пронизывающему все поры нашей личной и общественной жизни. Фундаментальная ценность правды понятна каждому. Но представьте себе, что произошло бы в жизни людей, в политике, экономике и т.п., если бы вдруг все люди перестали обманывать, говорили только правду? Автор ставил своей целью: рассмотреть и по возможности упорядочить чрезвычайно многообразные проявления обмана, осмыслить такие феномены как добродетельный обман, полу-правда, самообман, опираясь на философские, психологические, исторические материалы и произведения художественной литературы.
Книга представляет собой один из первых в отечественной научной литературе опытов междисциплинарного подхода к проблематике искусственного интеллекта. В ней рассматриваются философские, методологические, общетеоретические и социокультурные аспекты данной проблематики, обсуждаются актуальные задачи моделирования искусственного интеллекта в связи с рядом логических и математических вопросов и под углом соотношения искусственного интеллекта с естественным и современных разработок проблемы "сознание и мозг".
Никогда не уйдет в прошлое интерес к познанию происхождения и последующей эволюции уникального человеческого вида. От древесной обезьяны до человека разумного — дистанция огромного размера. В настоящем издании она заполняется известными и новейшими материалами по истории антропологических знаний о движущих силах и закономерностях развития семейства гоминид, адаптивном полиморфизме вида гомо сапиенса, его расовой структуре, перспективах развития.
Технологии захватывают мир, и грани между естественным и рукотворным становятся все тоньше. Возможно, через пару десятилетий мы сможем искать информацию в интернете, лишь подумав об этом, – и жить многие сотни лет, искусственно обновляя своё тело. А если так случится – то что будет с человечеством? Что, если технологии избавят нас от необходимости работать, от старения и болезней? Всемирно признанный футуролог Герд Леонгард размышляет, как изменится мир вокруг нас и мы сами. В основу этой книги легло множество фактов и исследований, с помощью которых автор предсказывает будущее человечества.
В монографии исследуются эволюция капиталистического отчуждения труда в течение последних ста лет, возникновение новых форм отчуждения, влияние растущего отчуждения на развитие образования, науки, культуры, личности. Исследование основывается на материалах философских, социологических и исторических работ.
С тех пор как глобальная волна («третья волна») демократизации достигла пика на рубеже 1980‑1990‑х годов, тема демократизации стала важнейшей для понимания современного мира политики. Неслучайно во многих бакалаврских и постдипломных учебных программах по политической науке и международным отношениям появились учебные курсы по политическим изменениям и демократизации, но при этом предложение высококачественных учебников по данной тематике остается ограниченным. Настоящее учебное пособие восполняет указанный пробел, доступно и в систематизированном виде знакомя студентов и всех интересующихся современной политикой с теоретическими и практическими аспектами политических изменений и демократизации.
Учебник «Что такое антропология?» основан на курсе лекций, которые профессор Томас Хилланд Эриксен читает своим студентам-первокурсникам в Осло. В книге сжато и ясно изложены основные понятия социальной антропологии, главные вехи ее истории, ее методологические и идеологические установки и обрисованы некоторые направления современных антропологических исследований. Книга представляет североевропейскую версию британской социальной антропологии и в то же время показывает, что это – глобальная космополитичная дисциплина, равнодушная к национальным границам.