Приёмыши революции - [30]

— Больно ты всё же чистенький, — с улыбкой проговорил он, растрёпывая его волосы, — слишком юродствовать, конечно, тоже не след, но роли и имени своему надобно соответствовать.

— А какое у меня имя? — улыбнулся и Алексей, маскарад необыкновенно забавлял его. Бывало, в домашних спектаклях, какие ему только не приходилось одевать костюмы, и бывало, что родители не слишком на него ругались, когда, возясь с сёстрами в саду, он потом бегал грязный остаток дня, покуда его не отлавливали для принятия ванны, но никогда до сих пор он не получал от взрослого специального указания испачкаться. Да и разве не забавно вышло — вчера Яков Михайлович его, получается, почём зря мыл, а сегодня вот его сообщнику приходится устранять этот эффект…

— А какая разница-то… Ванька, Петька… В дороге никто всю биографию и родословие до седьмого колена, чай, спрашивать не будет, ну а потом-то всё выдадут, выучишь…

Значит, играть ему предстоит какого-то побродяжку — эта мысль и повеселила, и напугала. Как следует вести себя побродяжке, как говорить — он не знал. Вероятно, такое поведение должно отличаться от поведения его товарищей по детским играм из семей прислуги, быть более грубым или, может, нелюдимым, и это, наверное, будет трудно… И ещё более интересно, кого же назначат в провожатые-попечители такому вот побродяжке. Может быть, цыган?

Чего Алексей никак не мог ожидать — что повезёт его с собою сам Никольский. Но именно он встретил его на вокзале, приняв из рук Черняка, внёс в вагон — документов на входе не спросили, вероятно, он показал их ранее. Багажа с собой у него, по-видимому, не было, тем более не было его у Алексея, и они просто расположились у окна, и пользуясь возможностью, пока рядом не было никого постороннего, Алексей быстро спросил шёпотом:

— Как, получается, что это вы самолично меня повезёте?

— Получается, что так.

Алексей молчал какое-то время, украдкой разглядывая своего спутника и размышляя, как же возможно быть таким отталкивающим и таким притягательным одновременно, а ведь это замечено и сёстрами в их многочисленных разговорах о его персоне. Своей резкостью, язвительностью он сразу, конечно, настраивает против себя — особенно отца и матушку, тут нечего и говорить, в то же время странная сила, чувствующаяся в нём, невольно завораживает и заставляет слушать, как бы ни было неприятно то, что он говорит. Может, и в самом деле сила это колдовская, нечистая, как предположила то ли Ольга, то ли Маша, а может, и обе они по очереди? Ещё более странным было понимать сейчас, что странный, враждебный человек заботится о нём. Да, положим, не искренне, не от какой-то душевной теплоты и сострадательности, но ведь настолько сильно, что не доверил его сопровождение никому другому. А ведь попросту нести его на руках — должно быть очень тяжело… Алексей чувствовал при этом напряжение в его руках, во всём теле, и от этого тоже было очень не по себе. Да, как не вспомнить при этом тоже «древесные» прозвища, выданные девочками… Руки солдата Черняка показались Алексею каменными. Что такое было б для ожившей каменной статуи нести даже взрослого мужчину? Тьфу, да и только. А напряжение в руках Никольского напомнило ему упругость древесных ветвей. В то же время, дерево очень сильное, даже много сильней, чем камень. При всей хрупкости, какая свойственна всякой живой материи, дерево способно пробить любую твердь своей неумолимой волей к жизни. Он видел как-то, как упершаяся в процессе роста ветка пустила глубокие трещины в казавшейся нерушимой каменной кладке, это зрелище поразило его…

— Но… разве же вы… разве вам к лицу, я хочу сказать, такой спутник? не будет ли это выглядеть странно?

— Ничуть, — глаза Никольского смеялись, — как раз, от меня вполне ожидают чего-либо подобного. И если в дороге встретится кто-то знакомый — в хорошем смысле знакомый на сей раз — то просто подумает, что я подобрал где-нибудь бездомного сироту, и, не имея возможности устроить его судьбу на месте, везу его с собой… Но лучше бы, конечно, никто не встретился, не нужно дополнительных усложнений.

— Как ни странно, но всё же теперь мне не столь страшно… Я было подумал, что поеду с какими-нибудь нищими. Нет, я не хочу ничего плохого сказать… Но ведь я совершенно не знаю, как следует вести себя нищему, и очень боялся бы наделать глупостей, да и мне было бы очень неловко оказаться среди совершенно незнакомых людей…

И в самом деле, насколько спокойнее ему стало, когда он понял, что ехать предстоит со знакомым лицом. Да не просто знакомым, а с тем человеком, кто более всего в курсе всей авантюры, и сможет подсказать, сможет ответить на вопросы… Хотя конечно, называть в полном смысле спокойным такое соседство нельзя. Но в то же время, это, как ни крути, шанс больше узнать об этой таинственной и пугающей фигуре. Очень странное лицо у этого человека — вероятно, резкие, заострённые черты, выдающие в нём нерусскую кровь, придают такое хищное выражение, но так же, если притерпеться, обнаруживают необъяснимое обаяние. Кто же из девочек обозвал его упырём? Нехорошо так говорить о человеке, конечно, нехорошо, даже если человек этот тебе враждебен, всё равно он создание божье, а не порождение мрака…