Приёмыши революции - [230]
Однако стыд не отменяет бывшего, да и не надо его отменять. Оно неотделимо одно от другого, восторг и стыд, как и всё плохое и хорошее в жизни, как радости взросления — от тревог.
— Простите. Пожалуйста, простите. Я не мог иначе. Но за ваш испуг мне всё равно стыдно, правда.
— Вот даже ремня ж тебе не всыпать, — ворчала Лилия Богумиловна, — жаль как… Ничего, я тебе сумею наказание придумать. Сложно, правда, как-то так, чтоб Аполлону Аристарховичу при этом ничего не говорить. Пусть уж он о тебе и дальше будет превосходного мнения.
— Чего же не говорить? Нужно сказать. Я взрослый практически, будет ругать — потерплю.
— Папе, по крайней мере, не говори, — шепнул Ясь матери.
— Я-то не скажу. Ты думаешь, он кроме нас не узнает?
— Вам надо сказать, что всё было очень безопасно, — медленно, старательно подбирая русские слова, изрекла Катарина, — не скроешь, люди видели. Скрывать неправильно. Но это было безопасно. Самолёт старый, но за ним хорошо ухаживают. Пилот знает своё дело. Это не что-то необычное, здесь и раньше летали пассажиры за деньги для развлечения. Это нормально. Нет причин для волнений.
— Ещё как есть, — не унималась бабушка Лиля, но мысль Катарины — напугались сами, так не надо пугать других — поняла. А Катарина подбежала к пилоту, возившемуся у хвостовой части самолёта, и чмокнула его в щёку. Лизанька просто с чувством сжала руку Алексея — она была рада за него, при всём своём волнении и испуге, но вслух высказывать одобрение, в присутствии взрослых-то, не стала.
Они шли через поле, Алексей очень обострённо, отчётливо ощущал каждый шаг по земле — недолгое прикосновение неба ещё жило в нём. Евлампия Тихоновна шла с ним рядом и тоже тихо отчитывала, повторяя, что это очень даже серьёзно…
Алексей был с ней полностью согласен — серьёзно. По ногам стегали стебельки гвоздик… Здесь их пропасть, этих тугих бутонов, там и сям, пройдёт сколько-то времени — они зацветут, и тогда поле будет словно в пятнах крови. Их садили на местах падения самолётов…
Потому что — нельзя не сказать. И Алексей смотрел в глаза пожилого доктора прямо и спокойно, хоть уши и горели нестерпимо, и волновался он почти так же сильно, как забираясь в самолёт.
— Аполлон Аристархович, я знаю, что поступил необдуманно, легкомысленно… Но мне это было необходимо. Я вынес из этого нечто настолько важное, без чего, боюсь, моя жизнь не обошлась бы.
— Что думать надо, надеюсь. О возможных последствиях своей смелости и отваги.
— Это тоже. Но не только. Я теперь знаю, какой будет моя жизнь, какой я хочу её видеть. Я буду лётчиком.
Стало слышно, как в стекло бьётся муха. Потом Ицхак тихо пробормотал:
— Ну, сейчас будет…
— Ну… — Аполлон Аристархович даже оторопело глянулся на домочадцев, словно прося у них слов или хоть связных мыслей взаймы, что тут с ходу ответить-то? А ответить нужно… — мальчик мой, смелое заявление.
— Знаю, звучит безумно…
— Это мягко говоря, — отмерла бабушка Лиля, — размечтался. Уж извини, жестокую, может, вещь скажу — но кто ж тебе позволит? С твоими-то… особенностями…
— У лётчика должно быть отменное здоровье, — кивнула Анна.
— Я понимаю… Но… я думаю, это не может быть запрещено. То есть, моя болезнь ведь малоизвестна, значит, такого запрета быть не может?
— Антон, ты правда не понимаешь?
— К тому времени, как я выучусь, самолёты станут совершеннее и безопаснее, а может быть, и изобретут…
— У человека должна быть мечта, — вздохнул доктор, — но некоторые мечты, не осуществляясь, причиняют много боли.
— Ну, вообще… — Ицхак решил, что он всё-таки тоже имеет право высказаться, — тут есть такой момент… Мы ж не знаем, опасно ли ему это по здоровью на самом деле или нет…
— Ицхак?!
— Ну, в том смысле, что может ли ему стать плохо от высоты, внутреннее кровоизлияние там… Сейчас же вот не стало. А если насчёт того, что самолёты падают — то как-то если падать, то тово… Смотря с какой высоты, конечно, но в основном уже все болезни лечит.
— Ицхак!
— Ну, мы должны жить как нормальные люди, или уже нет? Он же не в кулачный бой собрался записаться…
— Вообще, он может ещё и передумать, — сказала Анна, как она думала, примирительно.
Зато друзья Алексея поддержали всецело.
— Когда-то и на машинах ездить, на кораблях плавать считалось опасным… Ничего, привыкнут понемногу.
— Лилия Богумиловна, а вы не откажетесь что-нибудь нарисовать для нас? — Лизанька протянула старушке альбом и стакан с карандашами.
— Нарисовать? Я, по правде, художествами-то сроду не занималась, не уверена, что соображу, с чего тут и начать. Что же тебе нарисовать, милая?
— Что-нибудь. Что хотите.
Лизанька возжелала иметь альбом с рисунками всех самых симпатичных ей людей, в альбоме уже были рисунки матери и старшей сестры, Алексея, Ицхака (Алексей, к её головокружительному восторгу, нарисовал её — вышло не так чтоб похоже, то, что это именно она, угадывалось в наибольшей мере по любимой заколке в волосах, Ицхак, дурачась, нарисовал очень примитивную, стилизованную новогоднюю ёлочку, но в этом был весь он).
— Ну, нарисовать, может быть, его с натуры? — Лилия Богумиловна кивнула на спящего на своём коврике пса. Пса, кстати, назвали Бруно, правда, сама Лилия Богумиловна чаще называла его Подлец, и пёс уже отзывался, как на второе имя, — ах ты ж, проснулся. Словно понял, что про него говорят.
«С замиранием сердца ждал я, когда начнет расплываться в глазах матово сияющий плафон. Десять кубов помчались по моей крови прямо к сердцу, прямо к мозгу, к каждому нерву, к каждой клетке. Скоро реки моих вен понесут меня самого в ту сторону, куда устремился ты — туда, где все они сливаются с чёрной рекой Стикс…».
Трое ученых из Венесуэльского географического общества затеяли спор. Яблоком раздора стала знаменитая южноамериканская река Ориноко. Где у нее исток, а где устье? Куда она движется? Ученые — люди пылкие, неудержимые. От слов быстро перешли к делу — решили проверить все сами. А ведь могло дойти и до поножовщины. Но в пути к ним примкнули люди посторонние, со своими целями и проблемами — и завертелось… Индейцы, каторжники, плотоядные рептилии и романтические страсти превратили географическую миссию в непредсказуемый авантюрный вояж.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Как же тяжело шестнадцатилетней девушке подчиняться строгим правилам закрытой монастырской школы! Особенно если в ней бурлит кровь отца — путешественника, капитана корабля. Особенно когда отец пропал без вести в африканской экспедиции. Коллективно сочиненный гипертекстовый дамский роман.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.