Придворный - [158]
Не меньше, чем гибелью друзей, Кастильоне был травмирован осквернением христианских святынь: «…Хоть я поистине глубоко сочувствую добрым клирикам, бывшим в Риме… и жестоко умерщвленным, как только в город ворвались солдаты, но еще больше сострадаю выжившим… И не могу не думать о неутолимой печали, горе, потрясении, о желании смерти, о смятении, о слезах и стонах этих старцев, столько лет проведших в этой святой церкви, которым много раз случалось собственными руками вынимать для показа святой Убрус Христов, при величайшем благоговении народа, при разноязыких восклицаниях паломников, приходивших почтить эту благословенную реликвию, называя ее великой милостью Бога… Теперь же они видели, как по алтарям и кельям, бывшим обителями молитвы, дерзко, в ярости, в жажде крови, в поисках золота и серебра рыщут вооруженные солдаты, убивая мужчин и женщин, юных и старых, и даже малых детей, повергая на землю столько священных реликвий, столько почитаемых изображений, мощи и кровь святых мучеников, смертью своею засвидетельствовавших, что они любили Христа больше жизни»[62].
На протяжении нашего очерка мы не раз имели возможность видеть, что Кастильоне ни в какую пору своей сознательной жизни не был оптимистом. От цинизма и отчаяния его спасали, пожалуй, несколько усвоенных им вещей. Первая – согласие с волей Бога, какова бы она ни была; эта мысль повторяется во множестве его писем к матери, равно как и в письмах матери ему. Несомненно, все это были для Кастильоне не просто слова. Вторая – сильное чувство дворянского долга, подкрепляемое доброй родовой славой. Третья – громадное уважение к творчеству; Кастильоне верил, что сокровища творчества, знания и мысли не погибают вполне, даже если гибнет их материальная оболочка. И наконец, четвертая – вера в возвышенную любовь.
Рим, в каком-то смысле, собирал в себе все эти нравственные нити. Он был для Кастильоне не только центром мира, но и отражением его собственного духа во всем самом для него дорогом, он был, можно сказать, его духовным телом. Оплакивая Рим древний, Кастильоне не раз называет его «растерзанным трупом». Труды Рафаэля как художника и археолога, его собственные труды как дипломата были попыткой воскрешения этого тела. Мы помним, как воспринял Кастильоне смерть Рафаэля: как «восстановление прав» Времени и Смерти, поколебленных смелым порывом гения. Казалось бы, и нынешнее разорение Рима можно было осмыслить и пережить подобным образом и хотя бы так утешиться. Но страдание Кастильоне усугублялось тем, что он находился вдалеке от любимого города и не мог выплакать свое горе на его пепелищах. Ему значительно прибавляли скорби упреки в бездействии и едва ли не в предательстве, обрушенные на него в послании папы, лишь только Климент VII, еще находившийся в плену, получил возможность писать. Папа винил в трагедии Рима, естественно, не себя и не своих советников, сделавших все, чтобы довести конфликт с Империей до крайнего ожесточения, а нунция, который годами предупреждал его, что́ может стать результатом такой политики.
Мы не знаем документально, каково было состояние здоровья Бальдассаре, но, кажется, вскоре после рокового события он почувствовал себя опасно больным. Возможно, это был рак. В июле следующего года он написал детям письмо на латыни, очень похожее на завещание.
«Моим дорогим детям Камилло, Анне и Ипполите.
Я уверен, дорогой сын Камилло, что ты всячески желаешь моего возвращения домой. Ибо, если и природа, и законы учат нас почитать родителей после Бога, можно сказать, что ты передо мной в особенном долгу, так как я удовольствовался тем, что имею одного сына, и не пожелал разделить ни свое достояние, ни свою любовь с другим. И ты обязан уплатить мне этот сыновний долг, чтобы я не пожалел о своем решении. Не сомневаясь, что ты это понимаешь, прошу тебя усвоить: мне не просто слегка хотелось бы исполнения этого долга, как некоторым другим родителям, но я требую его от тебя так, как если бы это было моей собственной обязанностью. Этот долг ты легко исполнишь, глядя на замечательного учителя, которого ты получил старанием друзей, почитая его как отца и повинуясь его указаниям так же, как моим. Я же, столь долго находясь вдали от вас, не могу дать тебе лучшего совета, чем эта строка из Вергилия, которую решаюсь повторить без хвастовства:
Ты, Анна, которая впервые сделала для меня столь милым слово „дочь“! Пусть оно будет украшено в тебе добрым нравом! Как сияет в тебе телесная красота, пусть подобна ей будет и красота добродетели, и пусть в дальнейшем, хваля тебя, говорят и о ней.
И ты, моя Ипполита! Как хочу я, чтобы ты сознавала, чье имя носишь, и хорошо, если ты будешь как бы почти впереди сестры, старшей тебя по возрасту. Но продолжайте обе, как начали. И поскольку мать, родившую вас, вы потеряли раньше, чем узнали, подражайте нравам той, что воспитала вас, так чтобы все в один голос говорили, как вы на нее похожи.
Будьте здоровы.
В Монсоне, в 3-й день июльских ид, MDXXVIII.
Ваш отец Бальтасар Кастильоне»
В книге публикуются переводы наиболее характерных и ценных памятников византийской литературы IV–IX веков, в том числе Василия Кесарийского, Григория Назианзина, Романа Сладкопевца, Иоанна Златоуста и др. Большинство текстов впервые появляются на русском языке. В исследовательских статьях рассматриваются жанры византийской литературы, как то: жития, летописи, гимны, эпиграммы, басни, письма. Показана их связь с античной художественной традицией. Ответственный редактор Л.А. Фрейберг.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В стихах, предпосланных первому собранию сочинений Шекспира, вышедшему в свет в 1623 году, знаменитый английский драматург Бен Джонсон сказал: "Он принадлежит не одному веку, но всем временам" Слова эти, прозвучавшие через семь лет после смерти великого творца "Гамлета" и "Короля Лира", оказались пророческими. В истории театра нового времени не было и нет фигуры крупнее Шекспира. Конечно, не следует думать, что все остальные писатели того времени были лишь блеклыми копиями великого драматурга и что их творения лишь занимают отведенное им место на книжной полке, уже давно не интересуя читателей и театральных зрителей.
В книге представлены два редких и ценных письменных памятника конца XVI века. Автором первого сочинения является князь, литовский магнат Николай-Христофор Радзивилл Сиротка (1549–1616 гг.), второго — чешский дворянин Вратислав из Дмитровичей (ум. в 1635 г.).Оба исторических источника представляют значительный интерес не только для историков, но и для всех мыслящих и любознательных читателей.
К числу наиболее популярных и в то же время самобытных немецких народных книг относится «Фортунат». Первое известное нам издание этой книги датировано 1509 г. Действие романа развертывается до начала XVI в., оно относится к тому времени, когда Константинополь еще не был завоеван турками, а испанцы вели войну с гранадскими маврами. Автору «Фортуната» доставляет несомненное удовольствие называть все новые и новые города, по которым странствуют его герои. Хорошо известно, насколько в эпоху Возрождения был велик интерес широких читательских кругов к многообразному земному миру.
«Сага о гренландцах» и «Сага об Эйрике рыжем»— главный источник сведений об открытии Америки в конце Х в. Поэтому они издавна привлекали внимание ученых, много раз издавались и переводились на разные языки, и о них есть огромная литература. Содержание этих двух саг в общих чертах совпадает: в них рассказывается о тех же людях — Эйрике Рыжем, основателе исландской колонии в Гренландии, его сыновьях Лейве, Торстейне и Торвальде, жене Торстейна Гудрид и ее втором муже Торфинне Карлсефни — и о тех же событиях — колонизации Гренландии и поездках в Виноградную Страну, то есть в Северную Америку.
Владимир Яковлевич Пропп – выдающийся отечественный филолог, профессор Ленинградского университета. Один из основоположников структурно-типологического подхода в фольклористике, в дальнейшем получившего широкое применение в литературоведении. Труды В. Я. Проппа по изучению фольклора («Морфология сказки», «Исторические корни волшебной сказки», «Русский героический эпос», «Русские аграрные праздники») вошли в золотой фонд мировой науки ХХ века. В книгах, посвященных волшебной сказке, В. Я. Пропп отказывается от традиционных подходов к изучению явлений устного народного творчества и обращается сначала к анализу структурных элементов жанра, а затем к его истокам, устанавливая типологическое сходство между волшебной сказкой и обрядами инициации.
Канадский ученый, эколог и политолог Вацлав Смил знаменит своими работами о связи энергетики с экологией, демографией и реальной политикой, а также виртуозным умением обращаться с большими массивами статистических данных. Эта книга, которая так восхитила Билла Гейтса, обобщает самые интересные материалы, которые Смил пишет для журнала IEEE Spectrum – одного из ведущих научно-инженерных изданий мира, и представляет собой актуальное руководство для понимания истинного положения дел на нашей планете.
Наша сегодняшняя жизнь перенасыщена информацией, однако большинство людей все же не знают, как на самом деле устроен наш мир. Эта книга освещает основные темы, связанные с обеспечением нашего выживания и благополучия: энергия, производство продуктов питания, важнейшие долговечные материалы, глобализация, оценка рисков, окружающая среда и будущее человека. Поиск эффективного решения проблем требует изучения фактов — мы узнаем, например, что глобализация не была неизбежной и что наше общество все сильнее зависит от ископаемого топлива, поэтому любые обещания декарбонизации к 2050 году — не более чем сказка.
«Эта книга посвящена захватывающей и важной для любого человека теме – осознанию себя как части общества и рассмотрению самого феномена общества под лупой эволюционных процессов в животном мире. Марк Моффетт сравнивает человеческое общество с социальными образованиями общественных насекомых, и эти сравнения вполне уместны. И его последующий интерес к устройству социальных систем у широкого круга позвоночных, от рыб до человекообразных обезьян, не случаен. Как эволюциониста, его интересы связаны с выявлением причин и факторов, влияющих на трансформации социального поведения у разных таксонов, роли экологии в усложнении общественных связей, с поиском связей между морфологическими и психологическими преобразованиями, в конечном итоге приведших к возникновению нашего вида.