Придворное общество - [121]

В многолюдном придворном обществе каждый индивид постоянно приходит в соприкосновение с людьми, различными по рангу и влиянию, и должен соотносить с этим манеру своего поведения. Поэтому принуждение к мирному общению, в котором словесные поединки часто занимают место вооруженных дуэлей, требует особенно сложного и отточенного самоконтроля. Придворный должен уметь точно согласовать выражение своего лица, свои слова, свои движения с теми людьми, которых он в данный момент встречает, и с теми поводами, по которым он их встречает. При дворе сравнительно неизбежно не только то принуждение, которое осуществляют по отношению друг к другу находящиеся в системе взаимозависимостей люди. Неизбежно и то принуждение, которое, соответственно этому типу взаимозависимостей, человек учится осуществлять по отношению к себе самому. Мы должны включить в наш базовый теоретический аппарат взаимосвязь этих феноменов с развитием специфических механизмов самопринуждения как интегрального элемента индивидуального Я. Только после этого мы можем понять структуру феноменов, которые мы подразумеваем, говоря об «отчуждении» или «романтическом». Очень возможно, что в жизни придворных людей тонкая нюансировка улыбки, градация хороших манер, вся сложная чеканка поведения в соответствии с рангом и статусом социального партнера в конкретный момент имели первоначально характер маскировки, в искусстве которой сознательно упражнялись. Но способность к осознанному самоформированию развивается только в определенных обществах. Их специфическая структура делает необходимой сравнительно мощную, стабильную и равномерную маскировку минутных эмоциональных импульсов. Это становилось средством общественного выживания и успеха, интегральной особенностью структуры личности. Если взрослый придворный посмотрится в зеркало, он обнаружит, что то, что он, может быть, развивал в себе поначалу как сознательно надеваемую маску, стало частью его собственного лица. Маскировка спонтанных импульсов, сокрытие в броню и преобразование элементарных эмоциональных движений имеют, конечно, в придворном обществе свою специфическую структуру. Эта структура совершенно иная, нежели в уже «замиренных» средних слоях общества, воспитанных в необходимости зарабатывать себе на жизнь собственным трудом, и, тем более, чем во всех слоях индустриальных обществ, члены которых ориентируются на принуждения работы и карьеры. В придворном обществе скрытие аффектов за броней еще не стало настолько всеобъемлющим и автоматическим, как в этих трудящихся обществах. Причина в том, что боль шее неравенство между людьми, подчиненность, зависимость и покорность низших рангом, прежде всего беднейших слоев, всегда открывает перед придворными людьми обширное социальное поле. В нем они могут сравнительно открыто выражать и изживать аффективное возбуждение всякого рода, не опасаясь за это общественной неудачи или наказания для себя. Поэтому в рамках непосредственно придворного общества в соответственно меньшей степени требуется развитие самопринуждения и самоконтроля. Именно поэтому скрытие аффектов за «броней», в общем и целом, еще остается в придворной аристократии не столь обязательным. Придворные аристократы часто в весьма значительной степени осознают, что в обхождении с другими придворными людьми они надевают маску, хотя они, конечно, и не осознают, что надевание масок, игра с масками стали для них второй натурой.

На рубеже веков, в последнем десятилетии XVI и в первом десятилетии XVII века, именно во Франции мы довольно хорошо можем наблюдать, как этот процесс достиг нового уровня, нового плато. Этому соответствовали более решительная централизация государственных средств контроля, все более явное «замирение» поведения и — после победы Генриха IV — все более явная необратимость разделения между столично-великосветским и земельно-провинциальным, или, во всяком случае, еще провинциально мелкопоместным, дворянством. Прежде всего, именно за теми людьми, которые превратились в придворную аристократию, захлопнулась дверь во дворец, и перед ними открываются новые двери. Усиленное принуждение к самопринуждению открывает для них, вместе с новыми угрозами и опасностями, новые радости и удовольствия, новые источники обогащения и рафинирования душевной жизни, короче новые ценности. Во всяком случае, самопринуждение становится для них значительной личной ценностью. Специфическая придворная цивилизованность основана на ставшем второй натурой самопринуждении. Это одна из черт, которые отличают людей, принадлежащих к придворной аристократии, от всех прочих людей. В собственном ощущении аристократов самопринуждение давало им преимущество перед всеми прочими. Именно поэтому их самопринуждение оказывается неизбежным.

Провинциальное дворянство — от простых помещиков вплоть до остатков мелкопридворных, близких к земле групп дворянства — все более и более утрачивает общественное значение по мере централизации всех средств контроля и власти при королевских дворах. Французское общество не единственное и уж, конечно, не первое европейское общество, в котором совершается эта структурная перемена. Импульсы централизации и стягивания знати к королевскому двору в связи с правом центральных властителей и их представителей распоряжаться возможностями получения денег и раздавать последние наблюдаются уже и прежде в других обществах, прежде всего в Испании и в Италии. Но в том изменении централизации, которое случилось во Франции в XVII веке, формируется самая крупная и многолюдная для своей эпохи придворная единица Европы, центральные средства контроля которой функционируют вполне эффективно. Соответственно, на примере Франции мы можем хорошо наблюдать определенные структурные особенности того уровня, которого достигает тем самым развитие общества.