Придворное общество - [119]

На протяжении столетий многополюсный баланс равновесия французского общества-государства в противостоянии различных продворянски, пробуржуазно и прокоролевски настроенных групп колебался то в одну, то в другую сторону. Когда на исходе долгих гражданских войн на престол вступил Генрих IV, оказалось, что ход развития всего общества обеспечил обладателям и защитникам позиции короля новые возможности осуществления власти. Это прежде всего относится к двум монополиям центральной власти: к монополии взимания налогов и к монополии распоряжения военно-полицейской организацией. Эти возможности давали сторонникам короля неоспоримый перевес над любой другой группой в сфере господства — до тех пор, пока эти остальные группы не смогли бы оставить в стороне свои конфликты друг с другом и выступить сколько-нибудь устойчивым единым фронтом против королевских приверженцев. Это смещение основной оси равновесия в пользу государей составляет ключевой элемент того, что можно метафорически называть применительно к французскому обществу переходом в иной род или на новую ступень развития. Этот центральный феномен конечно же существует не обособленно от прочих. Мы неверно поймем подобного рода утверждения, если будем понимать их как высказывания о «начале» или «причинах». В длительных процессах общественного развития не существует ни абсолютного начала, ни абсолютных причин. Нужно искать иные языковые и мыслительные средства, если мы хотим исследовать и объяснить появление относительно новых конфигураций в непрерывном целостном развитии обществ. Именно об этой проблеме говорится в настоящий момент. Непрерывное целостное развитие французского общества достигает некоей точки, в которой после многих колебаний центральная ось социальных напряжений смещается в пользу позиции центрального властителя. В теснейшем сопряжении с этим изменением положения центрального властителя происходит соответствующее изменение в положении элитных групп дворянства и буржуазии. Изменение в положении элитных слоев буржуазии не входит в сферу нашего исследования. Что же касается отдельных частей дворянства, то они находятся теперь в большей зависимости от центрального властителя и привязаны к его двору сильнее, чем когда-либо прежде. Можно было бы сказать, что за ними захлопывается дверь во дворец и в то же время перед ними открываются новые двери. Они оказываются все более заметно изолированы от сельской жизни.

7.

В ближайшем или более отдаленном будущем исследователи, может быть, проследят с большей степенью точности детали этого длительного процесса стягивания знати к королевскому двору, урбанизации и постепенного нарастания тоски по непридворной сельской жизни. Его подробности и отдельные фазы будут прояснены в подробностях вплоть до того момента, когда был достигнут уровень, на котором разделение города и деревни стало жестким и необратимым. Можно представить себе, что уже школьники, для того чтобы лучше понимать себя самих, будут уметь понимать этот процесс Его значение для становления европейских обществ, вместе с другими долгосрочными линиями развития Европы, ничуть не меньше, чем у мирных договоров или войн. В фактических свидетельствах реальности процесса превращения дворян в придворных конечно же нет недостатка. Приведем только одно свидетельство XV века — это жалоба Филиппа де Витри, епископа из Мо: «Сколь счастлива жизнь тех, кто проводит свое время в полях», приведенная в его стихотворении «О великом различии между жизнью в деревне и при дворе»[217]. Выше мы уже несколько раз цитировали свидетельства поэтов Плеяды, относящиеся к XVI веку. Сегодня в э том контексте нередко говорят об «отчуждении». Это понятие было бы уместно и в данном контексте, если бы его не использовали, достаточно часто, с романтическими ценностными акцентами с целью скорее пожаловаться на это «отчуждение», нежели поставить вопрос о его общественной природе и его объяснении независимо от ценности «отчуждения».

В XVII веке постепенная дифференциация между придворно-городскими и сельскими социальными группами достигает во Франции нового уровня. Импульс увеличения социального расстояния между городом и деревней, между придворной и провинциальной знатью так силен, что в эпоху Людовика XIV придворная знать в ее отношении к провинциальной уже имеет характер почти (пусть даже никогда не абсолютно) замкнутой особой социальной прослойки. Рыцари и сеньоры и прежде достаточно часто жили при княжеских или королевских дворах. Но в предыдущие столетия образ жизни, интересы, внешний облик, связи и принуждения, характерные для людей в придворных и непридворных (сельских) общественных группах, еще не были настолько различны, как это стало теперь, в XVII веке. Для позиции короля окончательно становится возможным почти исключительное полновластие по отношению ко всем другим социальным группам. Отныне королевский двор выделяется из всей совокупности общественных переплетений. Эта организация представляет собой не только новый порядок величины, но и новый «order of complexity», новую ступень усложнения сравнительно с другими светскими общественными организациями эпохи, и уж во всяком случае, по сравнению с поместьями, деревнями и иными организациями сельских групп.