Придворное общество - [117]

центральных и все в большей мере — как собственно центральный орган этой конфигурации. Организация французского королевского двора при Генрихе IV есть результат длительного преемственного развития со множеством частных скачков, множеством реформ и реорганизаций, произведенных отдельными властителями из их сравнительно краткосрочной перспективы. Конфигурация людей при дворе, структура взаимозависимостей, в которые они включены, характер принуждения, которому они подвергаются, в известном отношении возникают с сохранением определенной преемственности из конфигураций, из структур взаимозависимостей и принуждений в предшествующих фазах развития. Но наши языковые средства так неуклюжи, что часто для выражения различий между группировками, формами опыта и поведением людей на различных ступенях общественного развития нам не остается ничего иного, как пользоваться прилагательными в сравнительной степени или словами вроде «более» или «менее», так что складывается впечатление, будто это — всего лишь количественные различия. Маркс — следуя Гегелю — пытался справиться с подобными проблемами, прибегая к таким выражениям, как «переход количества в качество». В его время это, без сомнения, было существенным категориальным прогрессом. Формулировки и категории Гегеля и Маркса представляют собою смелую попытку развития нашего понятийного инструментария в направлении более ясного и точного категориального отражения отношении прерывности и непрерывности в тех изменениях группировок людей, которые мы можем наблюдать в действительности. Однако нет никаких причин на веки вечные останавливаться на созданных ими экспериментальных моделях. Эти модели еще остаются в значительной мере спекулятивными. Эмпирическая база, на которой они были разработаны более столетия назад, была узкой и ненадежной сравнительно с теми эмпирическими знаниями, которые имеются в нашем распоряжении для конструирования подобных моделей сегодня. И чем быстрее уменьшаются пробелы в нашем знании, тем более необходимым и возможным становится самостоятельный поиск решений проблем подобного рода в теснейшем контакте с обширной сферой эмпирического знания.

Развитие французского двора и придворного общества во Франции вполне пригодно в качестве эмпирического материала для решения подобной задачи. Оно подходит отчасти именно потому, что это развитие едва ли связано как-либо непосредственно со злободневными битвами нашего собственного времени. Следовательно, эту тему легче будет рассматривать без эмоционального пристрастия. Здесь, в эволюции французского двора, перед нами раскрывается одна-единственная, но в то же время центральная линия совокупного развития конкретного общества-государства. И как это развитие в целом, так и развитие двора, если мы, находясь на достаточном отдалении, проследим его, скажем, со времени династии Валуа до эпохи Людовика XIV, оказывается процессом непрерывным. С течением столетий организация должностей в королевском домохозяйстве и свите становится более дифференцированной. Функции управления доменом и государством, которые вначале осуществлялись одними и теми же лицами без строгой дифференциации, разделя ются и становятся должностями различного типа. Сама иерархия должностей становится более многоступенчатой. Число должностей возрастает. Здесь случались регрессы; но главная линия развития, через кратковременные колебания, идет в одном и том же направлении вплоть до самого конца XVII века. В этом смысле непрерывность процесса очевидна.

Можно попытаться воспроизвести ее при помощи сравнительных прилагательных. Однако сравнительная степень создает впечатление, что перед нами — только относительное изменение количественных величин. А это впечатление обманчиво. Оно в немалой мере основано на относительной неразвитости средств нашего языка и мышления. То, с чем в действительности мы имеем здесь дело, — это постепенное изменение группировки людей при дворе, или, если хотят выразить это иначе, — структуры двора. Наш язык и наше мышление в настоящее время могут быть все еще таковы, что для того, чтобы выразить в языке перемену в конфигурации людей, образующих двор, мы вынуждены абстрактно выводить из этой формы человеческих взаимоотношений те аспекты, которые можно выразить сравнительными степенями и которые вследствие этого представляются чисто количественными определениями. Однако даже если это так, ограниченность наших теперешних средств выражения не должна вводить нас в заблуждение. Процесс, которому мы пытаемся дать категориальное определение с помощью такого типа абстракций, на самом деле есть изменение в конфигурации, которую составляют друг с другом люди, в форме, которую обретает сеть их взаимозависимостей. В понятиях это изменение конфигурации можно отразить лишь как таковое. Для категориального определения смены конфигурации мы можем вывести из знания о структуре взаимозависимостей множество частных характеристик «более или менее». Однако сколько таких характеристик мы ни выделим — без ясного и точного научного фиксирования смены конфигурации все они будут хотя и неизбежными на нынешней ступени развития, но все же лишь временными приближениями к определению. Идея перехода количества в качество основана, следовательно, на недоразумении. То, что в длительных процессах развития представляется в соответствии с ограниченностью имеющихся у нас средств языка и мышления только неким «больше», неким накоплением количества, есть всегда в то же время и нечто иное, чем только изменение количества, а именно — изменение структуры, изменение сети взаимозависимостей, а тем самым и баланса власти в системе напряжений данной совокупной конфигурации. Лишь один пример тому — сдвиг в распределении власти в пользу группы короля за счет всего прочего дворянства. Определения в духе «более» или «менее», выражения вроде «прирост королевской власти» или «прогресс монетаризации» составляют в данном случае вспомогательные инструменты, выражающие преемственность изменения. Однако то, что в эпоху Генриха IV, после многих колебаний в ту и в другую сторону, выглядит поначалу просто как дальнейшее увеличение власти короля, оказывается в то же время неким «Metabasis eis alio genoj»