Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века - [63]

Действительно, благочестивая «надежда на бога», главный урок Кантемировой оды, неизменно фигурировала в дворянских руководствах среди основных императивов сословной морали. По словам «Совершенного воспитания детей», образцовый дворянин,

[п]овинуясь воли Всемогущаго, которой возводит и низводит по своему произволению, никогда и ни в чем Повелениям Провидения его не спорит, но все приходящее от руки Творца своего с благодарением принимает <…> (СВ 1747, 231).

Этот же мотив находим в другой горацианской оде Кантемира, озаглавленной «Противу безбожных» и составляющей тематико-композиционную пару к оде Трубецкому:

Признайте бога, иже управляет

Тварь всю, своими созданну руками. <…>

Низит высоких, низких возвышает;

Тут даст, что тамо восхотел отъяти.

Горам коснувся – дыметь понуждает:

Манием мир весь силен потрясати.

(Кантемир 1956, 195–196)

В этих строках варьируется псалтырный стих: «Бог судия есть: сего смиряет, и сего возносит» (Пс. 74:8; см.: Dykman 2001, 71). Феофан Прокопович в «Слове в день… святаго… Александра Невского» (1718; Прокопович 1961, 98) при помощи этого стиха обосновывал божественное происхождение земной чести. Позднее он развивал ту же идею в одном из главных своих политико-богословских трудов – трактате «Христовы о блаженствах проповеди толкование» (1722; именно его Татищев рекомендовал своему сыну). За этим трактатом стояли воззрения Петра I, лично участвовавшего в его подготовке и даже составившего вариант предисловия к нему (см.: Чистович 1868, 124–128; ЗА 1945, 119). Император был недоволен, что «многия пути спасение не ведают и звание свое ни во что ставят, но еще и суете сего мира, а не точию божию определению приписуют». Феофан разворачивал христианское оправдание сословных и государственных почестей («чести» и «богатства»), в которых предлагалось видеть божественную награду за добросовестное служение:

Мнози богатство, аще и законно стяжанное имущии, такожде и честь достойную получившии смущаются духом, иногдаже и очаянием милости Божия колеблются, вспоминающе словеса Господня: Блажени нищии: Блажени изгнани: и прочая. Помышляют бо о себе, что яко бы ради богатства и чести своея, блаженств оных лишаеми суть. И понеже богатство и честь отринути им трудно, того ради очаявшеся вечных благ, вдают себе в безстрашие и безбожие. <…> Блажени нищии духом, яко тех есть царствие небесное: Худый толк есть, чрез нищету зде ублажаемую, разумети нищету просто вещественную, якоже толкуют по себе человецы ленивии, прошаки, и волокиты безстуднии, и прочии им подобнии. <…> Иов праведный дважды богат, единожды убог бысть, но во обоих состояниях пребыл праведен: и яко богатство подается, тако и убожество наводится от Бога, по писанию: Господь убожит, и богатит, смиряет, и высит. Богатство в числе Божиих благословений полагается. <…> Но и запрещает Бог нищету от лености раждаемую <…> Вопреки же, стяжавати трудом имения повелевает <…> Христос не на спасение точию единых телесне убогих прииде: Лицу бо его молятся богатии людстии: и мнозии царие видети его восхотеша (Прокопович 1722, 1 об. – 2, 5 об. – 6 об., 8–8 об.).

Обращение Кантемира к Евангелию в оде «О надежде на бога» необходимо рассматривать на фоне придворного политического благочестия, и в частности сочинений Феофана. Свою дружбу с Феофаном поэт увековечил в посвященной ему «Сатире III», где именовал его «дивным первосвященником». Превознося в особом отступлении заслуги Феофана, Кантемир объявлял о своей приверженности его богословским учениям и напоминал об их политическом резонансе:

Пастырь прилежный своем о стаде радеет

Недремно; спасения семя часто сеет

И растить примером он так, как словом, тщится.

Главный и церкви всея правитель садится

Не напрасно под царем <…>

Воля нам всевышнего ясна уж исходит

Из его уст и ведет в истинну дорогу.

(Кантемир 1956, 99)

В примечаниях к сатире помещена подробная биографическая справка о Феофане и краткий список его трудов, среди которых упоминается и «Толкование о блаженствах. Нравоучительная книга, многого у ученых почтения» (Кантемир 1956, 89, 99, 101). Трактат Феофана был посвящен так называемым заповедям блаженства, открывающим в Евангелии от Матфея Нагорную проповедь (Мф. 5:3–11). Завершают ее наставления Христа «о отложении лишних попечений», положенные в основу оды Кантемира «О надежде на бога»: «И о одежде что печетеся? Смотрите крин сельных, как растут: не труждаются, не прядут» (Мф. 6:28).

В Евангелии от Луки эти же наставления предваряют притчу о долге правительствующих:

кто убо есть верный строитель и мудрый, его же поставит господь над челядию своею, даяти во время житомерие; Блажен раб той, его же пришед господь его обрящет творяща тако: воистинну глаголю вам, яко над всем имением своим поставит его <…> Всякому же, ему же дано будет много, много взыщется от него <…> (Лк. 12:42–44, 48).

Евангельские стихи Кантемир вписывал в конструкцию дидактической оды, вменявшей читателю нравственный кодекс «истинно благонамеренного вельможи». Речевая установка оды соответствовала усилиям Петра, внушавшего своим подданным этос честной службы и утверждавшего его на авторитете Священного Писания и религиозном понятии о совести (