Приди, весна - [52]

Бак обычно проявлял благородство и отсутствовал час-другой, а потом они проводили день, соблюдая условия установившегося между ними перемирия. Бак взял на себя обязанность учить ее всему тому, что помогло бы ей в случае необходимости продержаться одной до весны, а она взяла в привычку вести себя так, будто ей это все было совсем ни к чему.

До сегодняшнего дня она всерьез не верила, что что-то может случиться с таким здоровым, упрямым и полным жизни мужчиной, как Бак Скотт. Но сейчас, глядя в долину и пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки присутствия Бака, она почувствовала, что ее бросило в дрожь, и причиной тому было беспокойство, а не сухой ледяной ветер, раздувавший полы ее накидки.

Она напряженно вслушивалась, надеясь услышать какой-нибудь звук, который подсказал бы ей, в какой стороне находится Бак, но слышала только шепот ветра да журчание ручья, весело бегущего по своему каменистому руслу. Скоро совсем стемнеет, а она будет одна с ребенком. Она не предвидела такого оборота, а теперь было уже слишком поздно самой отправляться на поиски Бака. Там, где она стояла, на снегу еще ясно виднелись следы его лошади, но она могла лишь догадываться, вели ли они в долину или сворачивали в горы. И конечно же она не могла отправиться в это опасное и, скорее всего, безнадежное путешествие, таща за собой по холоду Бейби.

Глубоко вдохнув чистый горный воздух, Анника повернулась спиной к долине. В хижине воздух был теплым, даже душным, ей не очень хотелось туда возвращаться, но она уже начала замерзать. Осторожно пробираясь через скользкий двор, Анника говорила себе, что ведет себя глупо, что опыт Бака, его инстинкт выживания не подведут и он вернется домой целым и невредимым.

Неделю назад она бы назвала сумасшедшим того, кто сказал бы, что она будет молиться о том, чтобы снова увидеть Бака Скотта. Однако сейчас ее единственным желанием было увидеть, как Бак едет по склону, сидя прямо в седле, ведя в поводу своего вьючного мула.

А когда он вернется, она без обиняков скажет ему все, что она о нем думает.

До хижины Бак добрался спустя примерно час после захода солнца. Он не гнал лошадь, позволив ей самой выбирать дорогу. Сквозь ставни, закрывавшие окна хижины, просачивался свет и точками плясал на снегу. С приближением Бака к дому точки превращались в светлые ленты.

Бак думал, бодрствует ли еще Анника или заснула, не погасив лампы. Он надеялся, что она уже легла. Он старался делать вид, что ее присутствие ему безразлично, но это становилось все труднее. Ночь привносила в обстановку определенную интимность: готовясь ко сну, Анника расплетала свою длинную косу и расчесывала золотистые волосы, пока они не начинали блестеть как льющийся струей мед. Ночью она становилась более уязвимой, вздрагивала каждый раз, когда раздавался вой волков или койотов, и бросала взгляды на дверь. И внимательно наблюдала за ним.

Последние несколько дней, когда она начинала стелить свои одеяла, у него появлялось искушение предложить ей поменяться местами так, чтобы ей было удобнее. Все равно он с трудом засыпал, когда она была так близко, особенно когда она сидела у огня, склонившись над книгой или делая записи в своем дневнике, и ее тень падала на стену. Когда же она засыпала, ее легкое дыхание словно усиливалось в тишине дома и он считал каждый вздох, представляя, что бы он чувствовал, если бы это дыхание щекотало ему ухо. Именно в эти часы он лежал, пытаясь побороть быстро нараставшую эрекцию и выбросить из головы непозволительные мысли.

Ночь была безлунной, но он ехал не останавливаясь, зная, что лошадь сама найдет дорогу домой даже в темноте. И лошадь, и мул были нагружены мясом лося, а к мулу поверх остальной поклажи он даже привязал рога. Впереди его еще ждали дела – предстояло перенести мясо в коптильню и развесить его там. А затем разгрузить все остальные вещи и покормить усталых животных. На это уйдет по меньшей мере полчаса.

Убитый лось обеспечил его сегодня, после того как он закончил разделку огромной туши, ужином: до смерти устав от рубки, упаковки и погрузки мяса, он позволил себе полакомиться свежей печенью, нанизав ее на прутик и поджарив над костром. Он чувствовал себя усталым, но сытым, и знал, что сегодня ночью даже присутствие Анники Сторм не помешает ему уснуть.

А в хижине Анника сидела за столом, опершись подбородком на ладони, и смотрела на дверь. Ее беспокойство сменилось гневом, который вскоре опять перешел в беспокойство. Что, если Бака Скотта накрыло лавиной или на него напал дикий зверь? Что, если он свалился с обрыва? Что, если он никогда не вернется и ей придется заботиться о Бейби, пока не растает снег или к ним случайно не завернет какой-нибудь охотник? И как она узнает, кому можно доверять?

Она закрыла лицо руками и попыталась вспомнить все, чему в последние дни учил ее Бак. Желудок сжал нервный спазм. Он должен вернуться. С ним все должно быть в порядке.

Он должен.

В течение всего дня она пыталась доказать самой себе, что не скучает по Баку. Но вместо того, чтобы наслаждаться одиночеством, она думала о том, как в хижине без него неуютно и тихо. Чувство одиночества усиливалось с каждым часом. Каждый раз, выходя во двор и вглядываясь в сгущавшиеся сумерки в надежде увидеть Бака, Анника все больше проникалась сознанием того, как ей без него одиноко.