Приближаясь и становясь все меньше и меньше - [4]

Доктор был темной фигурой в дивизионе, его мало кто понимал, — никто про него ничего не знал, а сам он не рассказывал, разве что развлекал после офицерского собрания командиров разными историями из своей гражданской практики. То про случай с дамой В., 26-ти лет, которая, желая установить момент овуляции, так тщательно измеряла температуру, что опустила туда термометр, или про инвалида К., 70-ти лет, у которого в заднем проходе был обнаружен пестик от ступки с клеймом третьего рейха, а раз он потряс всех историей знаменитого тренера фигуристов Ж., который .заразился триппером от одной чемпионки, потом передал это удовольствие другой, а та — партнеру по сборной, а тот, в свою очередь, жене, а жена — чуть ли не председателю спорткоммитета, и все это — в один день! И так далее, и тому подобных историй он знал великое множество, но обращало на себя внимание то, что сам Доктор всегда в позиции стороннего наблюдателя, будто с ним самим ничего никогда не происходило.

— Никогда не поверим, Доктор, что вы не засунули той по самые помидоры, после того как достали градусник, — в один голос заявляли, улыбаясь, офицеры.

Или:

— Рассказывайте, рассказывайте, что вы не попробовали чемпионку, когда починили ей флянцы!

— И чего вы не остались на «гражданке»? — завистливо говорили они, но Доктор только пожимал плечами. И отвечал крайне невразумительно:

— Пустое…

Тем не менее военным это льстило, и Доктору не было необходимости признаваться, что его, по истечении трех лет, попросту выгнали из клиники за систематические прогулы по причинам, не признававшимся объективными, хотя он подавал надежды, хотя врачей в городе не хватало и не хватает по сей день. «Ну, знаете ли, довольно, — объявил ему однажды профессор Кутуков, — врачу нужна не только голова, но и задница. Приходите, когда набегаетесь, а сейчас — до свиданья». А тут случайно пришла повестка, и его моментально загребли. Впрочем, никого бы это не удивило, — молодых командиров Ткач иначе и не звал, как «бездельники и кобели», однако в этом звучала некая положительная оценка их боевых качеств. Другое дело — почему Доктор стал врачом? Вот тут он имел все основания помалкивать.

Однажды на даче в Елизаветино, когда он был еще пионером, бабушка застукала его в смородиновых кустах с маленькой кузиной Белочкой за игрой в «доктора», которая заключалась в том, что она, будучи «пациенткой», позволяла, ему, «доктору», смотреть и трогать все у нее в трусиках с условием, что потом они поменяются ролями, и она станет «доктором», а он ей покажет своего, как она выразилась, «петушка». Надо ли говорить, как они увлеклись, и когда, устав звать внучат к обеду, бабушка пошла их искать и пришла в смородину — они уже пять раз поменялись и теперь оба сидели в траве голыми жопами и при помощи карманного зеркальца старались сразу вдвоем заглянуть в Белочкины тайны. Он долго не мог забыть того сердечного ритма, того волшебного аромата маленькой кузины, и того ужаса, когда сверкнуло в небе пенсне, и той боли, когда костлявая рука потащила «за ушко да на солнышко». Разумеется, их в тот же день оставили без сладкого, но мало того, эта старая перечница пригрозила рассказать об их «порочных наклонностях» родителям, когда они приедут, и в школе, и Кларе Борисовне — учительнице музыки, в которую он был тайно влюблен, — пусть только еще раз обнаружит непослушание. Это было заявлено, когда обед остывал на веранде, а она сажала их по очереди в таз с марганцовкой. Белочку она потом все лето пугала: мол, когда та вырастет, у нее не будет ребеночка, а его умудрилась прошантажировать до самого института, пока он не заявил, что станет не просто врачом, а как второй «мамин дедушка», отчего со старухой сделался обморок: дело в том, что тот «второй мамин дедушка» в свое время был объявлен врачом-вредителем — за то, что с коллегами уморил чуть ли не самого Сталина! — вот почему он тогда в Елизаветино, на веранде, в тазу, поклялся маленькой кузине, что обязательно станет врачом, чтобы бабку уморить, а ее вылечить. Но все это осталось прожектом пионера, потому что на следующий день после заявления старуха скончалась от разрыва сердца — у нее перед носом взорвалась трубка телевизора «Авангард». И слава богу, иначе бы она пошла в институт и все там рассказала, как обещала десять лет назад, и о его «порочных наклонностях», и о человеконенавистнических намерениях, и, конечно, про дедушку. Можно сказать, что на этом все и кончилось, вот только детей у Белочки до сих пор нет. «Кому это интересно?» — рассуждал он.

— Ладно, ты лучше скажи: правду ли говорят, что ты пообещал Чернову дырку в голове или что-то в этом роде?

— Да ну… — рассмеялся Метла, — ничего я ему не обещал, я только намекнул, мол, не дай бог нам с вами встретиться, товарищ капитан, на узенькой дорожке мировой войны, которую не сегодня завтра наконец развяжут силы реакции капиталистических стран, — получите уж, как пить дать, между глаз под грохот канонады.

Метла хотел еще что-то сказать, но Доктор отвернулся — он не любил болтовни.

— Что ты смеешься? Если его не найдут, тебя первого потянут, хотя, на их месте, я тебя просто повесил бы за язык.