Превратности любви - [20]

— Позвольте мне проводить вас. Где вы остановились? С кем вы путешествуете?

— Я путешествую с подругой, графиней ди Тьеполо.

— Ах, графиней! — И Александр рассмеялся.

— Вы смеетесь? — изумилась Соня. — Но что смешного?..

— Ах, простите, — перебил он. — Дело в том… Я понял свою ошибку! Я искал одного… графа-итальянца и его русскую спутницу. А мне указали на вашу подругу графиню-итальянку… И на вас… Но почему вы путешествуете вместе? Вы в родстве?

— Нет. Я компаньонка графини ди Тьеполо.

— Компаньонка? — Он удивленно посмотрел на девушку.

Это показалось Тургеневу довольно странным. Софья Николаевна вовсе не производила впечатления компаньонки или вообще служащей. Это была истинная барышня из хорошего дома с достатком, воспитанная в лучших традициях, светская особа, которая жила по собственной воле, не подчиняясь чужому приказу, как сразу подумалось ему. И вдруг — компаньонка!

Он предложил девушке руку и повел ее к экипажу, который ожидал его неподалеку. Софья, все еще чувствовавшая себя неловко, позволила отвезти себя домой и почти ни слова не молвила по дороге. Тургенев, впрочем, не особенно и расспрашивал. Однако, когда они подъехали к гостинице, в которой остановились Фабиана и Софья, им навстречу вышла графиня. Увидев бледную и слабую свою компаньонку, она необычайно разволновалась и тут же принялась обо всем расспрашивать князя. Но при публике вести разговор было неудобно, поэтому Тургенев был приглашен Фабианой в комнаты, которые занимали путешественницы, и допрошен с пристрастием.

После того, как Фабиана выяснила все, что интересовало ее о происшествии с Софьей и высказала все, что думает по поводу ее безумной прогулки, она предложила Александру чаю и начала расспрашивать о его собственном путешествии и о причинах, побудивших его отправиться в путь.

Фабиана рассказала о том, что они с Софьей путешествуют ради удовольствия и смены обстановки. Что намереваются днями отправиться в Неаполь, а затем в Рим. Тургенев, в свою очередь, поведал, что путешествует вынужденно. Между прочим сообщил, что женат и супруга его тоже теперь в Италии.

— Собственно, — прищурившись, объявила Фабиана, — вы едете за нею, как я поняла вас?

— Да. Боюсь, что жена моя поступила на редкость неразумно, отправившись одна в путешествие.

Александр, конечно же, умолчал о любовных приключениях своей жены. Упоминать об этом было бы неуместно.

— Да, женщины порою так беспомощны! — воскликнула графиня.

Александр усмехнулся:

— Но далеко не все. За вас бы я так не опасался… Вы кажетесь вполне разумной.

— Браво! Вы польстили мне, как никто другой! — засмеялась Фабиана.

Софья не сказала почти ни слова во время этого разговора, кроме нескольких ничего не значащих замечаний и междометий.

— Сдается мне, жена от него сбежала. А он теперь хочет ее вернуть. Вот так, — сказала Фабиана, когда Тургенев ушел.

— Ты находишь? — с деланным равнодушием переспросила Софья.

Ей, конечно, все это было интересно. Но открыто интересоваться чужими семейными и сердечными делами было бы нехорошо.

— Впрочем, он мил и добропорядочен. Я бы сказала, что это именно тот человек, который может составить достойную компанию. Ты слышала, что он собирается в Неаполь, как и мы? Если бы мы могли проделать этот путь вместе, то это было бы неплохо.

— Разве нам нужен сопровождающий? — удивилась Софья.

— Нет. Но господин Тургенев произвел на меня очень приятное впечатление. Ты заметила, что порою просто бывает необходимо мужское общество? На прогулке, при разговорах с носильщиками, кучерами? Иногда эти людишки так насмешливо смотрят на нас!.. Просто возмутительно! — Фабиана даже вскочила и прошлась по комнате. — Если он будет так мил и согласится составить нам компанию по дороге в Неаполь, я не откажусь.

Италия. Флоренция, 1819 год

Она бродила по старинным улочкам города, лежавшего в обширной долине у подножия Северных Апеннин, по тем улочкам, что помнили еще, как ступали по ним благородные синьоры прошлого, поэты, как сам Данте гулял по ним, мечтая о своей Беатриче. Теперь она ходила по ним, тоскуя и не находя покоя. Как хотелось домой, домой! На север, в заснеженную, холодную Москву из этого проклятого, жаркого юга… Ничто не радовало ее здесь теперь. Ах, Флоренция!

Она ненавидела эти улочки, дома и дворцы. Палаццо Питти, стоявший тут с XV века, мрачный, облицованный по всему фасаду рустом из огромных блоков. Одинаковые окна с полукруглыми навершиями не оживляли палаццо вовсе. Единственным украшением этого дворца, которым любовались все путешественники, были головы львов увенчанные коронами под окнами нижнего этажа. Палаццо Барджелло, поделенный на три части горизонтальными поясами, с окнами различной формы по всему фасаду, украшенный, как крепость, зубчатым карнизом с арками и консолями. Статуя Козимо Медичи, горделивого всадника, площадь Синьории с асимметричным Палаццо Веккио, с Лоджей деа Ланци и Персеем Челлини… Все это было ей так чуждо и так далеко, хотя она стояла вот тут, рядом, и каждый день ходила мимо этих чудес.

Флоренция меж древних стен, бессменно

Ей подающих время терц и нон,

Жила спокойно, скромно и смиренно…