Преступник и преступление на страницах художественной литературы - [46]
Обратимся к наброскам повести Пушкина «Мария Шонинг и Анна Гарлин, осужденные в 1787 г. в Нюрнберге».
Одна из героинь — Мария Шонинг, волею судьбы оставшись на улице и без средств к существованию, нашла приют у своей старой служанки Анны Гарлин.
Однажды Марию, когда она ушла из дома, остановил ночной дозор. Капрал, арестовавший ее, сказал, что ее высекут. Тогда Мария возвела на себя обвинение в детоубийстве и сообщницей назвала Анну Гарлин. Та ни в чем не сознавалась, но, когда принесли орудия пыток, Мария в ужасе схватила руки своей мнимой сообщницы и обратилась к ней: «Анна, сознайся в том, что от тебя требуют! Милая моя Анна, для нас все кончится…». Анна поняла ее, обняла и подтвердила мнимые обвинения.
Обеих приговорили к смертной казни. На эшафоте Мария заявила, что лжесвидетельствовала, однако судья был непреклонен и казнь свершилась[208].
Другая литературная иллюстрация к данной проблеме легко отыщется в уже рассмотренном нами произведении В.Я. Шишкова «Угрюм-река». Вспомним сцену суда присяжных над обвиняемыми в убийстве Анфисы Козыревой Прохором Громовым и его другом, черкесом Ибрагимом-оглы. Прокурор Стращалов, поддерживающий обвинение, не сомневался в виновности Громова (истинного убийцы), что и доказывал, причем весьма убедительно, в ходе судебного процесса.
Стращалов своими убийственными вопросами загнал Прохора в угол, и Громов понял, что ему приходит конец.
<…> И башня будущих гордых дел его, сотрясаясь, низринулась с грохотом в провалище. Нет жизни, всему настал конец. Какая-то темная, странная сила вдруг вошла в его душу. Прохор резко отмахнулся, шагнул к прокурору и, сверкая глазами, ударил себя в грудь.
— Я знаю, кто убийца!
— Кто-о-о?
<…>
— Анфиса Петровна убита… Ибрагимом-оглы.
<…> Он (Прохор. — Л.К.) стал топить Ибрагима-оглы быстрым, приподнятым голосом <…> Посторонняя темная сила, которая вошла в него, все крепче овладела его волей, и сердце Прохора превратилось в лед. <…> Ибрагим-оглы сидел как в столбняке, разинув рот и вонзив взгляд выпученных глаз в твердокаменную спину Прохора. Он не верил ушам своим, он отказывался понимать, что говорит Прохор. Он был как под обломками внезапно рухнувшей на него громадины.
— Геть, шайтан! Кто? Я?! Я убил Анфис?! Собака, врешь!!![209]
В итоге путем лжесвидетельства и подкупа Громов сумел избежать наказания. Ибрагим же был отправлен на каторгу.
Примечательно, что в теоретической модели Общей части нового Уголовного кодекса в числе обстоятельств, отягчающих наказание, был назван оговор заведомо невиновного лица в процессе расследования или рассмотрения дела. Нельзя в этой связи не согласиться с Г.З. Анашкиным в том, что такой оговор — это не вид правомерной защиты подозреваемого и обвиняемого от предъявленного ему обвинения, а показание, ложно изобличающее другое лицо в совершении преступления[210].
Подделка, изготовление или сбыт поддельных документов, государственных наград, штампов, печатей, бланков (ст. 327 УК РФ)
Часть 1 названной статьи предусматривает, среди прочего, ответственность за подделку удостоверения или документа, предоставляющего права или освобождающего от обязанностей, в целях его использования.
Часть 3 наказывает за использование заведомо подложного документа.
Возможно, мало кто знает, что в свое время подделку официальных документов совершил… А.С. Пушкин.
Находясь в ссылке в Михайловском и получив известие о смерти Александра I, Пушкин решился немедленно ехать в Петербург и остановиться там у Рылеева (поэт еще ничего не знал о том, что через две недели произойдет восстание декабристов, а Рылеев будет одним из наиболее активных его участников).
Пушкин решил отправиться в Петербург не по основной дороге, а по окольной, переодевшись в мужицкий наряд и назвавшись Алексеем Хохловым, крепостным своей соседки Осиповой. Однако для беспрепятственного проезда через посты нужен официальный документ, позволяющий проделать путь от Михайловского в столицу. Но где же его взять? И тогда поэт изготовил его сам.
Следует заметить, что наименование этого документа у исследователей жизни и творчества А.С. Пушкина варьирует. Например, Ю. Дружников называет его паспортом[211], а В. Владмели — подорожной[212]. Тем не менее, сути дела это не меняет: подобный документ, выражаясь современным уголовно-правовым языком, был официальным, предоставлял право на проезд в столицу и выглядел следующим образом.
Сей дан села Тригорского людямъ; Алексею Хохлову росту 2 арш. 4 верш., волосы темно-русыя, глаза голубыя, бороду бреетъ, летъ 29, да Архипу Курочкину росту 2 арш. 3 верш., волосы светло-русыя, брови густыя, глазом кривъ, рябъ, летъ 45, в удостоверение того, что они точно посланы отъ меня в С. Петербург по собственным надобностямъ и потому прошу господь командующих на заставах чинить им свободный пропускъ. Сего 1825 года, ноябрь 29 дня, село Тригорское, что в Опоческом уезде. Статская советница Прасковья Осипова[213].
Текст этого билета создан самим Пушкиным, который искусно подделал писарский почерк, что, как утверждает Ю. Дружников, доказано текстологом Л. Модзалевским
